Я взял свою винтовку за ствол и замахнулся.Сначала я увидел ствол пистолета, потом замок и наконец саму руку, державшую оружие. Его владелец был явно наивным или легкомысленным человеком. Я спокойно мог раздробить ему руку пулей. Хрясь! Вместо этого я ударил его прикладом, причем несильно, но попал точно, и доказательством тому были вопли и грязные ругательства. Рука исчезла, а пистолет упал на землю под окно.Халеф наблюдал за происходящим из своего угла и громко комментировал:— Очень удачно, эфенди. Этот дурак теперь будет вечно держать свою клешню в кармане. Теперь у нас три ружья.— Эй, медвежатник! — крикнул кто-то из дома.Халефа узнали по голосу.— Да, это я, — с достоинством ответил он. — Медведей здесь нет, и я решил поохотиться на вонючего ежа.Наступила тишина. Там, внутри, совещались. Потом кто-то спросил:— А ты один?— Нет.— А кто еще с тобой?— Эфенди, которого вы поймали, и еще трое других. Как раз в этот момент мы заметили, что подходятОско с Омаром. Да и Сахаф привязывал тут же рядом трех коней. Так что Халеф не покривил душой.— А где измиланец?— Мертв.— Врешь!— Еще раз так скажешь — и я брошу огонька на вашу крышу. Чтоб вы там все сгорели. С такими мерзавцами, как вы, только так и следует поступать.— А как он погиб?— Сломал шею.— Где?— Он хотел перепрыгнуть на украденном вороном через ручей близ Кабача, но не допрыгнул.— А где лошадь?— Там, где и надо, — снова у нас.— Если это правда, пусть эфенди подаст голос.— Могу доставить вам это удовольствие, — вступил я в разговор.— Аллах! Это он!По испуганному жирному голосу я тут же признал пекаря.— Да, это я и собираюсь вас спросить, не намерены ли вы сдаваться.— Пошел к дьяволу.— Этого-то удовольствия я вам как раз не доставлю. А сделаю кое-что такое, что вам придется не по душе.— Что же?— Вы собирались убить меня, но теперь вы в моих руках. Я не мусульманин, а христианин и не хочу мстить вам. Пришлите бояджи Бошака, он будет парламентером. Я сообщу ему, на каких условиях отказываюсь от мести. Если же вы откажетесь повиноваться, я пошлю одного из своих людей к судье в Енибашлы. Он арестует вас. Можете себе представить, что будет потом.В доме снова зашептались.— Выходим! — услышал я чей-то голос.— О Аллах, он же меня убьет! — заныл толстяк.— Подумайте о коврах, которые вы спрятали! — напомнил я им. — Вы их тоже потеряете, если не сделаете то, что я предлагаю.— А что ты сделаешь с бояджи? — спросил один.— Я только сообщу ему, на каких условиях я вас освобожу.— И ты ему ничего не сделаешь?— Пальцем не трону.— И он сможет вернуться к нам после разговора?— Да.— И ты защитишь нас перед лицом Аллаха?— Я же сказал, что я христианин и не клянусь никакими пророками.— А как звать твоего Аллаха?— Господь Бог.— Тогда поклянись своим Богом.— Я этого делать не буду. Наш отец Иисус запретил клятвы. Мы, христиане, говорим «да» или «нет» и дорожим словом.— И ты нас не обманешь?— Нет.— Тогда дай слово.— Даю и обещаю следующее: если вы выдадите мне бояджи и будете вести себя спокойно, пока я с ним не переговорю, ни один волос не упадет с вашей головы и он целым и невредимым вернется обратно.— А если ты с ним не договоришься?— Тогда он скажет вам, что я решил. Но если вы будете вести себя тихо, то услышите каждое слово нашего разговора. Вы убедитесь, что я весьма снисходителен к своим противникам и, думаю, с удовольствием сделаете то, что я прикажу.— Ты-то свое слово сдержишь, а спутники?— Обещаю, что они тоже не нарушат его.— Тогда он сейчас выйдет.Похоже, толстяк не собирался следовать этому приказанию. Там внутри опять о чем-то зашушукались. Тем временем я поставил Оско и Омара к тем углам, где до того стояли мы с Халефом. Они получили приказ при малейшем проявлении враждебности пускать в ход свое оружие.— Да проклянет вас Аллах! — услышал я голос красильщика. — Я должен из-за вас жертвовать собой! Вот убьют меня — будете заботиться о моих жене и ребенке!Это прозвучало так комично, что я едва не расхохотался.Наконец он вышел из хижины. Я редко видел людей, на чьих физиономиях одновременно отражались бы и стыд, и смущение, и страх; но именно эти чувства, похоже, обуревали толстяка, представшего передо мной. Он не нашел в себе даже смелости поднять на меня глаза и стоял, дрожа, у дверей.— Подойди сюда, к стене, — приказал я. — Двое этих храбрых людей будут внимательно следить за тем, чтобы твои спутники не наделали глупостей.— Они будут тихо сидеть в доме, — успокоил он меня.— Надеюсь! С тобой ничего не случится, но при малейшей попытке с их стороны этот нож мигом окажется у тебя между ребер. — Я произнес это угрожающим тоном и показал ему свой нож.Красильщик схватился обеими руками за живот и закричал:— Господин, пощади, я ведь отец семейства!— А ты, когда отдавал меня в руки убийц, спросил о моей семье? Пошли!Я взял его за руку и завел за угол. Там стояли Халеф и Али Сахаф.— О чудо Аллаха! — вскричал хаджи. — Что за жирная несушка к нам пожаловала! Сколько тысяч яиц в час она откладывает?У красильщика не было даже времени ответить на такой странный вопрос. Он увидел второго и в ужасе воскликнул:— Али Сахаф!— Да, это твой зятек, которого ты с такой радостью поджидаешь. Подай ему руку и поприветствуй его, как это полагается у родственников.Я думал, он заупрямится, но, вопреки ожиданиям, он протянул Сахафу руку. Потом я, указывая на землю, произнес:— Садись, переговоры начинаются.Он затравленно оглянулся и промямлил:— А как я снова встану?Тут маленький хаджи положил руку на свою гиппопотамовую плетку и произнес:— Вот, о король всех толстяков, уникальное средство для всех, кто желает быстро сесть и подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103