Эти слова были произнесены мной не без умысла – его спутник почувствовал укол, поскольку сказал:
– Я сегодня посылал к тебе еще раз, но тебя не было. Ты разрешишь навестить тебя?
Я ответил прохладно, совсем не так, как только что разговаривал с его коллегой:
– Я приму тебя, хотя время меня сильно поджимает.
– Когда?
– Я могу только в ближайший час, позже нет.
– Аллах керим! И вы друг друга знаете? Тогда мы приедем вместе!
Он пожал мне руку, и мы расстались. Уж кого-кого, а его я совсем не надеялся встретить!
На обратном пути мне нужно было еще кое-что прикупить для предстоящей поездки. Я был уверен, что наш хозяин возьмет на себя все траты, связанные с вояжем, но не хотелось злоупотреблять его добротой. Халеф, узнав, что я встретил насир-агаси и он собирается к нам, очень обрадовался. Он тут же стал заготавливать трубки и суетиться не по делу, а также всячески давал мне понять, что миралая, чьего, посланца мы сегодня продержали у дверей, надо принять по первому разряду, потому как он придет с нашим другом и знакомым.
И часа не прошло, как оба офицера приехали к нам в гости. Приняли их очень хорошо. Разговор крутился главным образом вокруг наших переживаний в этом доме. Я рассказал также о моей встрече с макреджем Мосула и узнал, что солдаты благополучно доставили его в Мосул, где он потом и сгинул. Кади аскери Анатолии знал точно, в какой тюрьме заточен судья.
Уже когда мы расставались, он вспомнил, что нужно поговорить о деле.
– Эмир, – сказал он, – завтра в газете что-то будет опубликовано. Нельзя ли это отменить?
Я пожал плечами и медленно проговорил:
– Ты мой гость, эфенди, а я привык оказывать почести всем гостям, но позволь мне сказать тебе откровенно. Если бы не я, тебя бы не было в живых. То, что совершил, я сделал как человек и христианин, и за это мне не нужно вознаграждения, но ты это не принял во внимание. Вместо этого ты обращался со мной как с одним из твоих солдат, а сегодня ты присылаешь мне этого юзбаши, который еще имеет наглость приказывать. Ты не должен на меня за это сердиться. Просто я не привык, чтобы со мной обращались как с теми, кто посещал дом грека ради сомнительных удовольствий. Думаю, что вчера сделал больше пользы, нежели причинил вреда. Не знаю, сможешь ли ты исполнить одну мою просьбу.
– Говори!
– Своим спасением ты обязан другому человеку. Он жил рядом и указал мне на отверстие, через которое я тебя и похитил. Ты приказал сжечь эти постройки и тем самым лишил его всего. Если ты дашь этому человеку хоть маленькую надежду, то навсегда останешься в моей памяти как великодушный и добрый человек.
– А где живет этот храбрец?
– Бедолага делит кров с хозяевами этого дома.
– Позови же его!
– Охотно!
Я послал Халефа за Барухом, и они вместе предстали пред нашими очами. Миралай окинул его холодным взглядом и спросил:
– Это твои вещи сожгли вчера вечером?
– Да, господин, – тихо проговорил тот.
– Вот, возьми, купи новые.
Он залез в кошелек и вытащил какую-то сумму – по положению его пальцев я понял, что небольшую.
Барух поблагодарил и хотел уходить, но я задержал его.
– Стой, Барух Шебет бен Барух Хереб. Покажи, что ты получил. Да простит эфенди мое любопытство – я просто хочу посмотреть, чтобы поблагодарить его.
Это были две золотые монеты: одна 50, а другая 20 пиастров, то есть около 14 марок в пересчете на наши деньги. Более чем скупо. Я не исключал такую возможность, что миралай вчера, прежде чем дал приказ грабить дом, забрал из дома все имевшиеся там ценности, обследовав карманы убитых. Доказать это я не мог, но знал, как действуют господа подобного рода.
Поэтому я спросил его:
– Ты вернул себе три тысячи пиастров, эфенди?
– Да.
– А человеку, которому ты обязан жизнью, ты вернул семьдесят за его сожженное жилище? Подари ему тысячу, и тогда мы расстанемся друзьями, а в газете не появится твое имя!
– Тысячу?! Это невозможно!
– Как хочешь. Барух, верни ему эти деньги! Мы пойдем вместе к кади – ты как обвинитель, а я как свидетель. Тот, кто сжег твое имущество, должен компенсировать это, даже если он командует полком и мой гость в настоящий момент. Я узнаю через посланника моего великого господина, разрешает ли султан своим офицерам жечь постройки мирных граждан.
Я встал и показал своим видом, что встреча окончена, встали и гости. Барух подошел к миралаю, чтобы вернуть деньги, но тот скорчил гримасу и выдавил из себя:
– Оставь их себе. Я вышлю тебе остальное!
– Делай это побыстрее, эфенди, или через час мы пойдем к судье!
Это была малоприятная сцена, но меня совершенно не мучают угрызения совести – то было святое вымогательство. Тысяча пиастров только кажется значительной суммой – но и она могла бы помочь Баруху организовать дело по торговле ювелирными изделиями.
Миралай покинул комнату с гордым видом, но Назир сердечно со мной попрощался.
– Эмир, – сказал он, – я догадываюсь, как трудно тебе было вести подобную беседу, мне бы на твоем месте это вообще не удалось. Он любимец Ферик-паши, только и всего. Живи спокойно и вспоминай иногда обо мне, а я не забуду тебя!
Через час приехал посланец, онбаши, и привез кошелек с деньгами. Барух плясал от радости, а его супруга нарекла меня самым добрым эфенди в мире и обещала ежедневно молиться за меня.
Вечером все собрались и устроили прощальный ужин, на котором была Зеница. Как христианка она могла показывать свое лицо, хотя Исла не разрешал ей выходить без паранджи на улицу. Она рассказала нам о своих переживаниях в неволе и о том, как ей удалось спастись от АбрахимМамура.
Потом пришел Линдсей. Его нос обрел наконец свой первоначальный вид, и он, переменив свои планы, мог теперь возвращаться в Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125