Но лучшие летчики части свою задачу выполняли успешно. Регулярно летал на разведку и я. Освоил этот вид боевых действий. В таких полетах и прошла зима.
Март принес с собой яркое солнце, ясное небо. Полеты одиночных разведчиков в подобной воздушной обстановке изжили себя. Однако руководство дивизии не учло это. Нас продолжали по инерции посылать одиночными экипажами. Между тем в Донбассе, где противник ускоренно сосредоточивал войска, появились сильные патрули истребителей, нарастала мощность зенитного огня.
В подобной воздушной обстановке одиночный разведчик чувствовал порой себя просто обреченным. Если быть объективным, то следует, к сожалению, признать: противник в воздухе имел явное количественное и тактическое преимущество.
Когда ты один в небе и за тобой охотится враг, психологическое состояние летчика крайне напряженное. Небо кажется чужим, враждебным. Рядом с тобой нет даже напарника, присутствие которого развеяло бы чувство одиночества, повысило уверенность в успехе боевого вылета.
Визуальная разведка замаскированных объектов противника велась на малой высоте. Летчик обязан избегать воздушного боя, уметь уйти от вражеских истребителей, прикрывающих объект с неба, и зенитных средств. Его задача фактически «выкрасть» данные, правдиво, четко и полно доложить о результатах полета. Все это требует высокой самодисциплины, исключительного самообладания и тактического мастерства. Нужно глубоко знать противника, его силы и средства, приемы борьбы. Можно перечислить еще немало качеств, без которых разведчику не добиться успеха. Нужна и храбрость: умение пройти сквозь огонь зенитных пушек и пулеметов, не допустив при этом тактических ошибок.
Одиночный разведчик, как и минер, ошибается только раз.
Подчиненная мне эскадрилья, предназначенная в основном для ведения разведки, была укомплектована опытными летчиками. В ее составе были Иван Лукашевич и Владимир Карпович, а также способная молодежь, прибывшая в полк год назад. В подготовке летчиков большое внимание уделялось тактике построения разведывательного полета. В основу ее мы положили выход к цели на большой скорости со стороны солнца, скоростное снижение за счет предварительно набранной высоты, распознавание целей, уход от зенитного огня на бреющем полете.
Боевую работу эскадрильи затрудняла нехватка самолетов МИГ-3. Эта машина наиболее полно отвечала требованиям скоростного метода выхода к объекту разведки. Но новых «мигов» к нам в часть не поступало. Выпуск их промышленностью к этому времени был полностью прекращен, так как моторы конструктора А. А. Микулина ставились на штурмовики Ил-2. Из-за нехватки техники на каждом самолете закреплялось два летчика. Моим напарником был Даниил Никитин. Летали на задания поочередно.
Светлое время с каждым днем увеличивалось, выходить в тыл противника приходилось часто. Особенно большая нагрузка легла на нас после тяжелого ранения Карповича, одного из лучших летчиков полка. В тот раз на разведку войск противника в Донбассе Владимир вылетел с утра, первым. Время его полета еще не закончилось, как вдруг над аэродромом появился самолет. Видно было, что пилот с большим трудом управляет истребителем. Беспокойство охватило всех нас. Посадку летчик произвел с высокого выдерживания, как говорится, плюхом. Когда самолет закончил пробег, лопасти винта уже не вращались. Все бросились к машине, застывшей на посадочной полосе. Еще издали заметили развороченный снарядами борт «мига». В кабине увидели Карповича. Он повис на привязных ремнях, опустив голову.
Рядом с самолетом остановилась санитарная машина. Врач с помощью летчиков вытащил из кабины тяжелораненого Карповича. Он был в бессознательном состоянии. Левая рука повисла, из нее сочилась кровь. «Санитарка» тут же увезла Карповича в санбат…
Все мы были поражены мужеством и самообладанием нашего товарища. Тяжело раненный, он все-таки сумел одной рукой довести самолет до аэродрома, сесть и выключить мотор. По-видимому, чувство долга, качества настоящего бойца помогли ему вести разбитый истребитель, посадить его на своем аэродроме.
Зенитная оборона в том районе, куда вылетал Карпович, была мощной, и недооценивать ее было нельзя. Я сам испытал ее силу. Выполняя полет на разведку, увидел ниже, впереди себя «хеншеля», идущего, видимо, от линии фронта на аэродром. Спикировав, зашел ему в хвост и пустил «эрэс». Но тот прошел мимо цели. Пустил второй — снова неудача. Обозленный, стреляю в упор по кабине «хеншеля». Очередь прошила самолет врага. Падая крутой спиралью, он ткнулся мотором в землю и застыл с задранным хвостом. Я решил поджечь его на земле. Снижаюсь для атаки. Но тут зенитчики открыли такой ураганный огонь, что пришлось прижать самолет к земле и уходить на повышенной скорости.
Зарулив на стоянку, еще не сняв парашюта, обратился к технику самолета:
— Чувашкин, почему «эрэсы» уходят в сторону от линии прицеливания?
— Товарищ капитан, с ними в спешке порой обращаются, как с дровами. Развозят навалом. Вот и сейчас, посмотрите: привезли из склада и побросали на землю!
Я подошел, осмотрел снаряды. Невольно сжал до боли пальцы в кулаки. На многих реактивных снарядах стабилизаторы были погнуты. Так вот почему они проходят мимо цели! Приказал Чувашкину не подвешивать ни одного «эрэса» даже с небольшой деформацией стабилизаторов, а сам отправился искать виновных. Увидел инженера полка по вооружению и командира батальона аэродромного обслуживания.
— По вине оружейников сегодня чуть не упустил «хеншеля», — говорил я резко, с обидой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167