— Вам не засчитывают третьего бомбардировщика. Дескать, не вы его сбили, а он сам загорелся от взрыва.
— Не возмущайся, Константин! Воюем не для счета. — Хотя, не скрою, это решение Заева меня задело.
Наш дальнейший разговор прервал донесшийся с большой высоты заунывный гул. Поняли, что идет в наш глубокий тыл дальний разведчик. Над КП взвилась красная ракета, — и тут же взлетела дежурная пара истребителей.
— Так его не перехватишь! Напрасный вылет, — вслух подумал я и направился на КП.
— Надо сажать дежурную пару… Это вылет впустую. Без локатора летчики его уже потеряли.
— Я приказал поднять дежурных, пусть идут и сбивают, — прервал меня Заев.
— Надо организовать перехват из положения дежурства в воздухе. Завтра я займусь этим, — неохотно ответил я и взял журнал дежурного, чтобы просмотреть, нет ли закономерностей в полетах дальнего разведчика. Листаю журнал, а сам чувствую, что возмущение за несправедливо незасчитанный «юнкерс» у меня еще не прошло.
Выписав время пролета разведчика над нашим аэродромом в прошлые дни, вышел. Потом внимательно проанализировал данные.
На следующее утро по расчетному времени мы взлетели в паре с Георгием Голубевым. Барражируя маятниковым методом южнее Мелитополя, наша пара вела поиск на предполагаемом маршруте полета разведчика. Высоту я установил с таким расчетом, чтобы обнаружить противника на фоне неба.
При пролете от Мелитополя на юг услышал голос Голубева:
— «Сотый»! Точно правее, выше, самолет!
Глянул и обрадовался. На тысячу метров выше нас, с курсом на восток шел дальний разведчик Ю-88. Молодец, Жора, разглядел разведчика!
Чтобы не спугнуть цель и пропустить на нашу сторону от линии фронта, беру курс на запад и в стороне набираю высоту. Мы маскируемся на фоне земли. Изредка посматриваю из-за спины за противником, держу его все время в визуальной видимости. «Глаз с него спускать нельзя», — думаю. Вот уже пора идти вдогон. Делаем крутой разворот. Над нашим аэродромом на высоте восемь тысяч метров наконец настигаем врага.
Именно в это время летчики «юнкерса» обнаружили нас. Самолет стал круто разворачиваться на запад, но пути отхода были отрезаны.
Боевым разворотом выхожу в бок «юнкерсу» и с небольшого пикирования открываю огонь по кабине и центроплану. Знаю, в нем бензобаки. Из «юнкерса» вырвался огонь и струя черного дыма. «Готов! Отлетал!..» — подумал я и тут же увидел заходящего на атаку ведомого. Понимаю, хочет добить, чтобы наверняка уничтожить врага. Но это опасно, может быть взрыв…
— Не трогай его, Голубев! Он и так горит!.. Посмотрим, куда упадет.
Снижаясь в стороне, мы следили за разведчиком. Он же, горящий, тянул к Молочной. Мне даже показалось, что «юнкере» может уйти за линию фронта. Как вдруг — взрыв на высоте две тысячи метров. Дымящиеся куски бывшего разведчика посыпались на землю.
Все! Дело сделано! Можно идти на посадку.
Вскоре пришло подтверждение из наземного соединения, что упали куски «юнкерса» вместе с летчиками. По-видимому, они были убиты при атаке.
Андрей Труд первым поздравил с победой. Он откуда-то узнал подробности. Подошел, улыбаясь до ушей.
— Хорошо, командир, вы его припечатали. Теперь и близко от нашего аэродрома не будет гудеть: «Везу-у, везу-у разведданные». — Он так мастерски подражал заунывному гулу немецкого самолета, что я рассмеялся. — Сообщили, что весь экипаж разведчика состоял из асов, награжденных Железными крестами. Были асы, да сплыли! — улыбался Труд, выражая свою радость.
Под вечер Заев вылетел на УТ-2 для осмотра аэродрома, намеченного нам для перебазирования. На обратном пути завернул в соседний полк. Решил подойти к аэродрому на бреющем полете, но, зацепив колесами землю, скапотировал. Самолет был разбит, а Заев надолго оказался в госпитале.
По приказанию Дзусова я принял командование полком. Постарался сделать все, чтобы обстановка внутри полка была спокойной, а боевая работа напряженной. Производили вылеты на прикрытие сосредоточении наших войск для прорыва в районе Большого Токмака, вели частые воздушные бои, разведку. Противник упорно сопротивлялся. Но по всему было видно, не надеялся отсидеться здесь. Летишь и с горечью видишь столбы дыма над Запорожьем — фашисты жгут город.
Приготовления 4-го Украинского фронта к прорыву вражеской обороны на реке Молочной, в районе Большого Токмака заставили противника сосредоточить здесь и свои войска. Но неожиданный удар наших войск по Мелитополю и освобождение этого крупного узла вражеской обороны, ввод в прорыв подвижной группы в составе механизированного и кавалерийского корпусов привели к прорыву обороны. Наши части стремительно наступали в направлении Крыма. Поспешно отступающий противник, понеся большие потери, укрылся за Днепром.
«Эластичная» оборона, о которой так кричали фашисты после Курска, под могучим напором советских войск потерпела крах. Наступающие соединения освободили Херсон, отрезали крымскую группировку противника с суши, захватили плацдарм за Сивашом.
Началась подготовка к освобождению Крыма от немецко-фашистских захватчиков. Как и в годы гражданской войны, в войсках прозвучал призыв: «Даешь Крым!»
Наша дивизия, прикрывая подвижную группу фронта, сосредоточилась на полевых аэродромах южнее Каховки. Двадцать шестую годовщину Октябрьской революции полк отметил, базируясь в Аскании-Нова. Вскоре после праздника в нашу часть прибыл командующий 8-й воздушной армией известный герой летчик-доброволец, воевавший в Испании, Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Заслушав мой доклад о состоянии полка, о готовности его к активным действиям, генерал поставил задачу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167