Все три атаки заняли совсем мало времени. Продолжая разгружать бомбы на головы своих войск, немцы ложились на обратный курс. Но было поздно. Справа и слева их взяли в клещи наши скоростные истребители из дежурных подразделений, вызванные авианаводчиком. Мой воздушный патруль, в меру сил и возможностей, выполнил свой долг. Боеприпасы и горючее кончались. Взглянув, как наши хорошо бьют расползающихся во все стороны немцев, я подал команду патрулю:
– Домой.
Дерзкая атака – одна из основ тактики воздушного боя с бомбардировщиками врага. Их боевой порядок основан на плотном огне, создаваемом стрелками во всей сфере, окружающей самолёты. Если строй истребителей для свободы манёвра развёрнут по фронту и в глубину, то строй бомбардировщиков организуется на малых дистанциях и интервалах между самолётами, он должен создать некоторое подобие «огневого ежа». Разбить этот «ёж» – задача трудная. Не зная мёртвых зон обстрела или же наиболее слабо защищённых огнём направлений, истребитель никогда не сможет близко подойти к группе бомбардировщиков. А держась вдали – не причинит им вреда. Суть борьбы с бомбардировщиками не в том, чтобы выстрелами издали снять один-два самолёта. Важно стремительной атакой расколоть боевой порядок всей группы, уничтожить флагмана, лишить группу управления, создать среди её экипажей панику и замешательство, а затем бить поодиночке каждый самолёт.
Показные уроки воздушного боя с «мессершмиттами» я проводил на Кубани. Ближе к осени, когда мы штурмовали немецкие укрепления на реке Молочной, мне вместе с Голубевым и двумя лётчиками нашей части довелось дать ещё один урок – урок боя с бомбардировщиками. На Молочной немцы защищались очень упорно. Всё, что успело спастись от разгрома в Донбассе, остановилось здесь, перед входом в Северную Таврию. Немцы закопались в землю, яростно препятствуя нашему наступлению.
Контратаки врага поддерживались крупными силами бомбардировщиков. Недостаток в «мессершмиттах» заставил врага отказаться от сопровождения бомбардировщиков истребителями.
Большие группы «юнкерсов» и «хейнкелей» появлялись в чрезвычайно плотном строю, защищённом со всех сторон огнём бортовых точек. Дня два эта тактика давала немцам известный успех. Действовавшие тут наши истребители из соседней части, видимо, вели себя в обращении с немцами не особенно напористо. Их сменила наша часть.
В час дня мы поднялись в воздух. Дзусов с радиостанции наведения дал нам понять, что на командном пункте, рядом с ним находится большое авиационное начальство. В его голосе чувствовалось беспокойство – не поставим ли мы под сомнение честь нашей гвардейской части.
«Ничего, командир, вытянем», – подумал я и строго официально передал вниз:
– Понято. Выполняю задачу…
А задача состояла в том, чтобы встретить крупную группу немецких бомбардировщиков. Воздух над Молочной был густо насыщен авиацией. К тому же стояла дымка. Эта дымка чуть не сорвала наш бой. Завидев вдали крупную эшелонированную по высоте группу самолётов, мы бросились навстречу. Уже готовясь нанести удар спереди сверху, я вдруг усомнился: не наши ли это самолёты? Дело в том, что на больших скоростях, почти на встречных курсах и при плохой видимости действительно было очень трудно издали разглядеть все конструктивные детали самолётов.
– Не стрелять! – сказал я лётчикам и тут же, не сдержав себя, выругался во весь голос.
Кресты! На плоскостях самолётов теперь были ясно видны кресты. Огонь открывать было поздно – мы уже находились над немцами, расходясь с ними на встречных курсах.
Вот когда пригодилась привычка моих лётчиков к резкому манёвру всей группой. Внезапным разворотом мы нависли сзади над немцами. Это было опасно – немцы могли обстрелять нас. Но всё обошлось благополучно.
– Атака!
Патруль понёсся на строй бомбардировщиков. Сплошной стеной перед нами встали вражеские трассы. Но четвёрка советских истребителей упрямо шла вперёд, как бы раздвигая эти белые и красные линии огня и металла.
В моём прицеле прочно утвердился силуэт немецкого флагмана. Нажимаю на гашетки. Очередь! Очередь! И в тот же момент всё впереди вспыхнуло ярким пламенем. Что-то сильно ударило по колпаку кабины, по фюзеляжу, по плоскостям. Немецкий бомбардировщик взорвался, и мой самолёт пронёсся сквозь взрыв. Только по какой-то случайности моя машина не получила серьёзных повреждений.
Потеря флагмана и внезапная потеря ещё нескольких самолётов внесли замешательство в экипажи немецких бомбардировщиков, сломали их строй. Теперь важно было превратить это замешательство в панику. Мы повторили атаку снизу. Вспыхнуло ещё несколько немцев. Нервы врага не выдержали, бомбардировщики повернули вспять.
– Молодцы! – услышал я голос Дзусова. – Командующий благодарит за бой.
…Всё это происходило как раз поблизости от тех мест, где два года назад я бродил по степи с израненным «мигом», пробиваясь из вражеского окружения. Два года! Сколько событий, сколько перемен! Как изменилось небо! Изгоняя воздушного противника с поля боя, мы вели развёрнутое авиационное наступление. Тысячи советских самолётов поддерживали стремительные наступательные операции наших сухопутных войск. Долго мы не засиживались ни на одном аэродроме – советская пехота, советские танкисты и артиллеристы усиливали свой натиск на врага. Оставляя за собой разрушенные города и селения, он неудержимо откатывался на запад. Войска соседнего фронта уже перешагнули за Днепр, готовились к штурму Киева. Мы, овладев Мелитополем, вышли на степные просторы Северной Таврии, плотно закупорили немцев в «крымской бутылке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50