Тамошний сержант не слишком удивился, что Джерри не нашел дело Джэззи. Он бросил взгляд на листок и проворчал:
– Когда, говорите, это случилось?
– 14 октября 1949 года на Западной Сороковой улице.
– Возможно, Келли сумеет вам помочь. Он когда-то был участковым в том районе.
– А где мне найти этого Келли?
– Сержанта Келли. Прямо здесь. Он заступает на смену. Явится через пару минут.
Беккер сел и стал гадать, почему полицейский, бывший участковым двадцать лет назад, сейчас дослужился только до сержанта отдела архивов. Когда лысеющий тучный Келли наконец вошел, Беккер получил исчерпывающий ответ на заданный самому себе вопрос – все помещение сразу же наполнилось благоуханием дешевого виски.
Джерри подождал, пока прошла смена дежурных, дал Келли возможность осмотреться и подошел к нему. Он показал сержанту свою журналистскую карточку и заключение следователя.
– Мне сказали, что вы можете помочь мне найти остальные бумаги этого дела.
– Надо же, ему сказали! – буркнул Келли, едва взглянув на него, и затем посмотрел на листок. Начав читать, он рассмеялся. – Джэсмин Кордо? Это же старое-престарое дело. Ее я знал хорошо. Зачем такие, как вы, ищут сведения о таких, как она?
Беккер подумал, что, сказав немного правды, сможет вызвать симпатию у старого пьянчуги.
– Мой друг – он сирота – имеет основания думать, что она может оказаться его матерью.
– Да что вы? Джэззи – чья-то мать? Не похоже. В свое время она была одной их самых классных шлюх в центре города.
– Шлюха? – Беккер почувствовал жар в крови. Мать Стивенса была проституткой! Какой материал для очерка! – Вы уверены?
– Конечно, уверен. Одних приводов у нее на протокол в милю длиной.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И становится все лучше.
– А убийцу ее нашли?
Келли покачал головой.
– Не-а, какой-то тип прикончил ее и сбежал. Прирезал и забрал у нее выручку.
Что-то здесь не сходилось.
– Если она была такая дорогая штучка, что она делала в переулке возле Сороковой?
– Это она сначала была дорогой, но пристрастилась к героину и покатилась вниз. В конце концов стала промышлять в переулках. Обидно! В свои лучшие годы она была красоткой.
– Что случилось с папкой, где ее дело?
– Хотите взглянуть? – спросил Келли, поднимаясь из-за стола. – Пошли, я покажу.
Они спустились обратно в затхлый подвал, но на этот раз пошли в отгороженный угол, где Келли снял кусок материи, закрывавшей от пыли сравнительно новый шкаф для бумаг.
– Мои личные папки, – объявил он. – Все случаи, с которыми я имел дело, все жертвы и преступники, которых я знал. Держу здесь их дела.
– То, что надо! – Какая удача! – Зачем это вам?
– Для моей книги. Да, я собирался написать книгу о том, как был участковым, обходил свой участок в центре. Думаете, такую станут покупать?
– Зависит от того, как ее написать, – сказал Беккер, чувствуя, куда клонит собеседник, и опасаясь этого.
– Вы ведь писатель, верно? Может, поможете мне?
– Конечно. Первоклассный материал, выглядит очень интересно, – сказал Беккер, стараясь, чтобы это прозвучало искренне. – А папка Кордо у вас есть?
– Конечно.
Келли открыл свой личный шкаф, порылся в верхнем ящике – Беккер заметил в глубине его полупустую бутылку виски – и вытащил папку из плотной бумаги. Он открыл ее и стал перелистывать. Беккер еле удерживался, чтобы не вырвать папку у него из рук.
– Все на месте?
– Вроде да. Я просто хотел проверить, не потерялось ли ее фото восемь на десять. Ее сняли, когда она была танцовщицей, до того, как узнала, что шлюхи зарабатывают больше. Да вот она! – Он протянул Беккеру снимок. – Ну что, хороша?
Минуту Беккер смотрел на снимок в немом изумлении. А потом, несмотря на сокрушительную неудачу, не смог удержаться и расхохотался.
4
У Джима вспотели ладони и дрожали пальцы. Ему пришлось трижды повторить комбинацию цифр, прежде чем в двери сейфа щелкнуло.
Почему я придаю этому такое значение?
Он повернул рычаг направо и, потянув, открыл дверцу. Внутри он увидел три полки. Две из них были совершенно пусты, а третья почти пуста.
– Выглядит, как холодильник у заядлого приверженца диеты.
Он освободил третью полку и перенес все ее содержимое на ближайший стол. Оно состояло из четырех дневников по годам, таких же, как те, что он уже нашел, небольшого томика в черном переплете и очень большой зеленой книги. Кроме этого, имелся еще только незапечатанный плотный конверт, в каких пересылают официальные документы. Джим открыл его и обнаружил внутри несколько сот долларов в десяти– и двадцатидолларовых купюрах.
Заначка, решил Джим.
Кэрол раскрыла большую зеленую книгу.
– Посмотри-ка.
Джим глянул ей через плечо и увидел выцветший черно-белый снимок Хэнли без рубашки, держащего на руках младенца, явно новорожденного. На фото стояла дата: «6 янв. 1942».
– Ручаюсь, что это я! – воскликнул Джим. – Этот новорожденный – я.
– Смотри, какой он волосатый, – сказала Кэрол. – Он никого тебе не напоминает!
Джим улыбнулся:
– Интересно, росли ли волосы у него на тыльной стороне ладоней?
С удивлением смотрел он на улыбающееся лицо Хэнли. Счастливый отец, иначе не назовешь. Джим перевернул страницу и увидел другой снимок: кирпичный фасад многоэтажного здания. Он сразу узнал его.
– Это Харбор-Террес-Гарденс. Мы жили там в квартире, пока мне не исполнилось семь лет.
За этим следовало несколько нечетких больших фотографий неизвестного ребенка, игравшего перед многоквартирным домом. Затем их ждал шок: групповое фото с надписью теперь уже знакомым почерком Хэнли: «Детский сад, 1947».
– Это моя группа! А это я в Конце второго ряда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109