Дмитриев хрипло повторял команду:— Вперед! Вперед!..Шинели, обмерзшие на морозе, стояли колом, на них застыла корка льда, мешающая движению.Догнав Дмитриева, капитан спросил:— Сколько вы двигаетесь?— Пять минут.Капитан быстро взглянул вперед. Из-за дальних холмов синеватой стрелой выносилось шоссе, редко обсаженное тополями. Там, взвихривая снежную пыль, мчались машины. Белая насыпь возле шоссе; опушенные ветви кустов около голубой впадины оврага.— Какое расстояние до шоссе? Определите!— Около двух километров.— За десять минут уложитесь?— Думаю, да.— Отставить «думаю». Говорите точно.— Да, уложусь. Бего-ом марш! — крикнул Дмитриев связистам.— Отставить! — громко, чтобы слышали все, скомандовал капитан. — Снять шинели!Дмитриев, удивленный, повернулся к нему.— Командиру взвода и связистам — снять шинели! — властно повторил капитан. — Делают это так. Быстро! И не задумываясь!..Он снял шинель, кинул ее в сторону, под скат сугроба.— У нас осталось десять минут, вашего сигнала ждут на прежнем НП! Танки противника видны отсюда. Они в трехстах метрах от шоссе. Решайте!Дмитриев и Степанов первые сбросили шинели; Зимин, вытаращив на них глаза, суетливо скидывал с плеча лямку катушки, торопясь, непослушными пальцами отстегивал крючки. Взвод смотрел на них в молчании.— За мной бегом марш! — махнул рукой капитан и бросился вперед, к видневшемуся меж тополей шоссе.Он пробежал метров пятьдесят-шестьдесят, зная, что за ним должны двигаться Дмитриев, Зимин и Степанов. С ожиданием оглянулся и, зажигаясь волнением, увидел, что за ним возбужденно, россыпью бежали люди — весь взвод, и он с уже знакомым чувством радостной боли и азарта опять махнул рукой, крикнул в полный голос:— Вперед! Вперед!Ветер колючим холодом резал, корябал лицо, но тело от быстрого движения наливалось жизнью, и тут Мельниченко услышал смех. Он не ошибся: он услышал за спиной прыскающий смех Гребнина:— Миша!.. Ей-богу, умру… Ха-ха, ты похож на верблюда, который бежит по колючкам! Посмотри, Ким, Мишка бежит вприпрыжку. Фу! Даже в рифму вышло!Шоссе было в двухстах метрах, и Мельниченко уже ясно видел мчавшиеся по нему машины, гладкий седой асфальт, холм у шоссе, голубую щель оврага, которая заметно приближалась, а снег, покрытый коркой льда, зеркально мелькал под ногами, вспыхивая отраженным солнцем.— Вперед!Он бежал не оглядываясь, но теперь понимая, что брошенная им искра возбуждения не потухла, а горела, точно раздуваемая этим общим движением, этим вторым дыханием, о котором он думал, этим знакомым чувством порыва, сумевшим подчинить ему людей, увлечь за собой в состоянии предельной усталости.Капитан добежал до оврага, лишь здесь перевел дух.— Сто-ой!К нему, окутанные паром, подбегали Дмитриев и Степанов, их догонял Зимин; вся грудь у него заледенела от дыхания, металлически отсвечивала, как панцирь; он не мог никак отдышаться и, подходя мелкими шажками к Мельниченко, пошатывался, глядя на капитана ошеломленно, мальчишеское лицо его, докрасна обожженное морозом, выражало одно: «Так было на фронте?» — и, покачиваясь, будто ему хотелось упасть на землю, прижаться к ней, передохнуть, одной рукой придерживая вращающуюся катушку, он вдруг засмеялся прерывисто:— Вот так в атаку, да, Степанов?..Капитан подозвал Дмитриева. Тот дышал почти ровно, но лицо его точно подсеклось, похудело сразу.— Вы успели за девятнадцать минут, — сказал Мельниченко. — В нашем распоряжении одна минута. Пусть люди передохнут, а вы действуйте, командир взвода.— Зимин, связь!— Где будете выбирать НП? И почему идете в рост? Вас видно противнику! Бьют пулеметы!— НП выберу на холме. — Дмитриев пригнулся и, внезапно поскользнувшись, упал на колени, но сейчас же встал, потирая грудь; его губы посерели.— Что у вас? — спросил капитан.— Ничего… ерунда… — проговорил он с трудом и повторил: — Выберу НП на склоне холма…— Всем окапываться! — крикнул Мельниченко.И наклонился к Зимину, тот уже лежал на снегу, долбил с ожесточением лопатой.— Связь готова?— Не… не готова, товарищ капитан, — ответил Зимин, отбросив лопату, и сильно подул в трубку.— Вызывайте «Дон».— «Дон», «Дон», я — «Фиалка»… «Дон», «Дон», я… Где ты там? Спишь, Полукаров? Кто? Ну, это я! — Зимин счастливо заулыбался. — Ну как ты там? Ага! Понятно! А ты притопывай!Он вскочил и доложил тоненьким старательным голосом:— Связь готова, товарищ капитан.— Прекрасно. Доложите о связи командиру взвода.— Есть!Добежав до холма, Зимин кинулся на землю, пополз по склону, задыхаясь, позвал:— Товарищ командир взвода!Дмитриев сидел на скате холма, грыз комок снега, тер им себе лоб, горло, закрыв глаза; было похоже: ему смертельно хотелось спать. Услышав Зимина, он нахмурился, будто не поняв, о чем докладывал тот.— Связь готова?— Ага! То есть… так точно, — осекаясь, пробормотал Зимин.— Эх ты, Зимушка! — сказал Алексей. — Давай сюда связь. Я открываю огонь! — Слова звучали в его ушах, но он почти не улавливал их смысл. 7 Весь мокрый от пота, Алексей шел по улице.Невыносимая жажда жгла его. Зайти бы в дом, попросить напиться, зачерпнуть бы железным ковшом ледяную воду из ведра и пить, пить, слыша, как льдинки позванивают о край ковша, чувствуя с наслаждением, как обжигающая влага холодит горло.Это было единственное, о чем он думал. У него болели шея и грудь; он почувствовал эту боль, когда оступился возле холма. И потом она уже не прекращалась.Он помнил: вбежал в умывальную прямо в шинели и шапке, открыл кран, подставил рот и долго глотал холодную воду; потом перевел дыхание и снова пил жадно.Вскоре его окружила тишина. Он был один в батарее. Все ушли в столовую, он знал это, но мысль о еде была противна ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87