— Ты не скромничай. Надень ордена. Все, до последней медали. Сейчас их носят все.— Обязательно портить костюм?— Это принципиально добровольно.— Хорошо. Надену все — те, что дороги, и те, что не дороги!Константин пожал плечами.— У тебя есть такие?— Трудно заработать первый орден.Они вышли на улицу. К вечеру заметелило. Снег порывисто вместе с дымом сметало с крыш, густой наволочью стремительно несло вдоль домов, заметенных подъездов. 4 Огромный зал «Астории» встретил их нетрезвым шумом, жужжанием голосов, суетливой беготней официантов между столиками — той обстановкой зимнего вечера, когда ресторан полон, оркестр устал и музыканты, неслышно переговариваясь, курят, сидя за инструментами на эстраде.Они, скинув шинели в вестибюле, вошли после холода в зал, в теплое сверкание люстр и зеркал, в папиросный дым, и эта обстановка гудящего под блеском огней веселья оглушила, ослепила в первую минуту Сергея, как и утром сегодня хаотичная толпа Тишинского рынка.Стоя среди прохода, он оглядывал столики, эту пестроту ресторана с чувством растерянности и ожидания. Здесь было много военных всех званий — от лейтенанта до генерала, были здесь и безденежные штатские в потертых, но отглаженных костюмах, и полуголодные студенты, получившие стипендию и скромно делящие один салат на четверых, и темные личности в широких клетчатых пиджаках, шумно пьющие водку и шампанское в компании медлительных девушек с подведенными бровями.Свободных столиков не было. Константин, слегка прищурясь, скользнул взглядом по залу, сейчас же уверенной походкой подошел к стоявшему у крайнего столика седому метрдотелю и тихо и внушительно сказал что-то. Метрдотель как бы проснувшимися глазами скосился из-за плеча Константина на Сергея, кивнул ему издали и, солидно откинув голову, повел их в глубину зала.— Прошу вас сюда, — сказал он бархатным баритоном, передвигая на столике чистый прибор. — Единственный столик. У нас в эти часы очень много посетителей. Кондеев! — строго окликнул он пробегавшего мимо сухопарого официанта. — Обслужите, будьте любезны, фронтовиков… Располагайтесь.— Прекрасно, — сказал Константин. — Благодарю вас.Они сели.— Как тебе удалось в такой толкучке? — спросил Сергей, когда метрдотель с достоинством занятого человека отошел от них.Константин развернул меню, ответил улыбаясь:— Иногда не нужно умирать от скромности. Я сказал, что ты только что из Берлина. И как видишь, твой иконостас произвел впечатление. Результат — вот он. Как говорится, шерсти клок.— И это неплохо, — сказал Сергей.Он посмотрел на ближние столики. Багровый, потный человек с налитой шеей, на лацкане тесного пиджака — орденские колодки, быстро жевал, одновременно разговаривая, наклонялся к двум молоденьким, вероятно только что из училища, младшим лейтенантам. Младшие лейтенанты, явно смущенные бедностью своего заказа, отхлебывали из бокалов пиво, растерянно хрустели убогой соломкой; сосед их, этот багровый человек, пил водку, аппетитно закусывал ножкой курицы и, доказывая что-то, дирижировал ею.Сергей перевел взгляд, мелькнули лица в дыму, и ему показалось — недалеко от эстрады девушка в сером костюме поглядела в его сторону с чуть заметной улыбкой и тут же снова заговорила о чем-то с молодыми людьми и полной белокурой девушкой, сидевшими рядом за столиком возле колонны. Сергей сказал серьезно:— Посмотри, Костя, у меня слишком пресная вывеска? Или идиотское выражение?— Не нахожу, — произнес Константин, деловито занятый изучением меню. — А что? Обращают внимание? Пожинай славу. Молодой, красивый, весь в орденах. И с руками и ногами. — Он проследил за взглядом Сергея, спросил вскользь: — Вон та, что ли, со вздернутым носиком? Ничего особенного, середняк. Впрочем, не теряйся, Серега.— Циник чертов.Лавируя между столиками, подошел сухопарый официант, озабоченно махнул салфеткой по скатерти, сказал с приятностью в голосе:— Слушаю, товарищи фронтовики…— Бутылку коньяку — это во-первых… Какой у вас — «старший лейтенант», «капитан»?— Есть и «генерал», — ухмыльнулся официант, вынимая книжечку для записи заказов. — Все сделаем.— Тащите сюда «генерала». И сочините что-нибудь соответствующее. От вашей расторопности зависит все дальнейшее.— Одну минутку. — И официант понесся в проходе среди столиков.— У меня такое впечатление, что ты целыми днями торчишь в ресторанах, — сказал Сергей. — Пускаешь пыль в глаза, как миллионер!— А, гульнем, Сережка, на всю катушку, чтоб дым коромыслом. Не заслужили, что ли?— Когда ехал от границы по России, — проговорил Сергей, — почти везде керосиновые лампы, разрушенные станции, сожженные города — страшно становилось.— Мы победили. Сережка, и это главное. Что ж, придется несколько лет пожить, подтянув ремень.— Несколько лет?..Внезапно заиграла музыка, зазвучали скрипки, говоря о печали мерзлых военных полей. В тени эстрады стояла певица с худеньким, бледным и стертым лицом, руки подняты к груди. Я кручину никому не расскажу,В чистом поле на дорогу упаду.Буду плакать, буду суженого звать,Буду слезы на дорогу проливать. В зале нервно покашливали. «Что это? Кажется, еще и война не кончилась?» — подумал Сергей, сжатый волнением, видя, как внимательно вглядывались в эстраду молоденькие младшие лейтенанты и, уставясь в одну точку, размеренно жевал багровый человек.— «Буду плакать, буду суженого звать». Ничего гениального. А просто нервы у нас никуда, — услышал он голос Константина.Тот разливал коньяк в рюмки, покусывая усики; поставил преувеличенно твердо бутылку на середину стола.— Я понял одно: прошли всю войну, сквозь осколки, пули, сквозь все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20