И это еще будет лучшим вариантом развития событий. А в худшем… - Давила провел рукой по горлу. - Сделают тебе харакири. По?русски. Или даже по?кавказски. Ржавым топором и без анестезии.
– Да ладно пугать?то… С чего это ты так решил?
– Потому что ты - размазня! Ты беззащитен, как мальчик в песочнице. Ты делаешь деньги - сотни тысяч баксов - и думаешь, что это останется незамеченным?! Тебя уже засекли, пентюх! Думаешь, почему я тебя на разговор сюда вытащил? Кто заступаться?то за тебя будет?
– Есть кому…
– Некому! Нет у тебя никакой «крыши»! Ни черта у тебя нет, кроме непомерного гонора и надежды на то, что авось обойдется!
– А ты откуда знаешь!
– Знаю, - заявил Давила. - Все я знаю про твои художества! И не только я. Да весь твой НИИ давно уже кипит гневом народным. Революционная ситуация там назрела! В курилках обсуждают каждый твой неправедно заработанный доллар. Сотни голодных инженеров готовы идти штурмом на твою хренову лабораторию, чтоб разнести ее на кусочки…
– Кретины! - заорал Эдуард. - Бездельники! Им не в институте, им в колхозе работать! Ничего они мне не сделают! Никто меня не тронет! Да я им башки… Кто тебе это сказал?
– Чеботарев. Василий Леонидович. Знаешь такого?
Слова эти произвели магическое действие. Пыл Эдика резко угас. Очевидно, источник информации заслуживал уважения.
– Сволочи… - Эдик опустил голову. Сжатые кулаки его, лежащие на столе, мелко тряслись. - Сволочи, какие сволочи! Быдло… Быдло…
– Быдло, говоришь? - Глаза Давилы превратились в узкие щелки. - Это кто - быдло?! Марков, который бескорыстно подарил тебе четыре собственные формулы, на которых ты сварганил свою кандидатскую? Протасов Виктор Иванович, который двигал тебя, молодого и талантливого, который нянчился с тобой, помогал тебе прошибать советские дубовые инстанции, чтобы утвердили твои изобретения? Душевнейший Курякин собственной персоной, членкор, гранд отечественной науки, который не поехал на симпозиум в Риме, чтобы послать туда тебя? Это они - быдло? Или Яшка Гительсон, без которого из тебя был бы программист - как из меня балерина? Который до сих пор отлаживает тебе программы, а ты даешь ему копейки, пользуясь тем, что он - полный пентюх, хоть и еврей…
– У меня все деньги уходят на аппаратуру…
– Аппаратура, значит? - Жуков упер руки в боки. - Аппаратура! - произнес он патетически. - Дело хорошее. А то, что Марков лежит в больнице с гангреной ноги, - это несущественно. И никакой надежды на улучшение, потому что у него запущенный диабет, а денег на лекарства нет. Одну ногу ему уже отрезали, теперь вторую резать собираются. Какой пустяк! Или вот Протасов, бывший твой начальник отдела, ныне пенсионер. Два инфаркта, пенсия с гулькин нос, ныне большой специалист по собиранию пивных бутылок. По сравнению с твоей аппаратурой - сущая ерунда! Сам виноват, нечего было коммунизм строить. А Яшку?то ты за что так? Его же обижать грех - вроде как ребенка. Башка у него гениальная, а к жизни нашей он совершенно не приспособлен. Даже в Израиль свой свалить не может, потому что документы не в состоянии оформить.
– Водки… - хрипло произнес Эдуард. - Налей?ка мне водки. Ты предлагал вроде? Налей. Пусть мне плохо будет. А… Полстакана сразу. И так уже хуже некуда. После твоих?то слов.
Тут только обнаружилось, что из?за стремительного развития разговора немотивированно упущен главный элемент душевного общения, называемый «по стопарику». И хозяин переменил выражение лица на относительно несвирепое, и водочка появилась, и минимум закуски, как бы предвещающий последующее обильное горячее. И сели уже все трое, и подняли стаканы, в коих содержалось драгоценное успокоительное. Рука Эдуарда дрожала. Николай сохранял молчаливую холодность.
– Ну, за вас, - произнес Илья Жуков. До прежней радушной улыбки дело еще не дошло, но тон его стал душевнее. - За вас, друзей моих. Рад, что мы собрались здесь. Рад, ей?богу…
– За себя пить не буду, - сдавленно произнес Эдуард. - Раз я сволочь такая…
– Да ладно… Пей, Эдик. Не такой уж ты и плохой. Бывают и хуже…
– Плохо то, что правда все это. То, что ты про меня сказал. Сущая правда! Господи, какое же я дерьмо!
Ступин обреченно вздохнул, выпучил глаза и начал пить водку большими глотками. Видно было, что непривычен он к этому, но все же справился, не захлебнулся, даже не закашлялся. Только слезы выкатились блестящими дорожками на щеки.
– Закуси. - Давила подцепил на вилку обрывок лохматого соленого груздя и впихнул его в рот Эдика. - Знаю я, что совестлив ты, друг мой старый. Да только совесть твоя бездеятельна. Чтоб слезу пустить - на это она еще способна. А чтобы на дело подвигнуть - тут уж кишка слабовата. Вот и прячешься от окружающего мира. Надел на свою совесть черные очки. Не один ты такой. Страна летит вниз, в преисподнюю, со скоростью сбитого самолета. А уж как пассажирам этого самолета действовать - на их усмотрение. Кто мог, парашют себе приготовил, чтобы смыться вовремя за границу. Ты вот, например, из таких. А остальным… Судьба такая - разбиться и сгореть в огне.
– Ты это, палку не перегибай! - огрызнулся Ступин. - Ты это… Пессимист уж ты прямо. Не так уж все плохо. Когда?нибудь и у нас будет не хуже, чем на Западе. Не сразу, конечно. Лет через двадцать. Нажрутся те, кто сейчас у власти. Начнут делиться с теми, кто беднее. Российское общество накопит достаточный капитал, чтобы жить спокойно, без потрясений. Ведь все проходили через это. Все капиталистические страны. Подождать только надо.
– Сказки все это, - сказал Жуков. - У нас так не получится. Так вот, как у них, не получится, как бы мы ни старались.
– Почему это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22