Художник, вне всякого сомнения, работавший под его присмотром, изобразил призрачное гало вокруг головы старого тирана. На заднем плане три почерневшие фигуры догорали в пламени костра.
Лорд-Мудрец долго разглядывал картину, потом наконец повернулся ко мне.
– Что ты об этом думаешь, Фуллин? Насчет сожжений еретиков, Патриарха и прочего? Он просто делал то, что требовали боги?
Я поколебалась.
– Ты помнишь, что в данный момент я женщина?
– Какое это имеет значение? – удивился он.
Стек фыркнула.
– А чего ты ждал? У мужчин и у женщин совершенно разное мнение об этом старом ублюдке.
– Как так? Когда Фуллин становится из мужчины женщиной, каким образом может внезапно измениться его мнение? Что, все тоберы страдают раздвоением личности или они просто…
– Мое мнение о Патриархе, – прервала я его, – таково, что ему следовало умереть во младенчестве, как все и полагали.
Рашид нахмурился.
– Он был больным ребенком?
– Слишком больным, чтобы отдать Дар крови, – так что он на всю жизнь остался Обреченным-мужчиной. Все остальное – лишь следствие этого,
– Расскажи, – попросил Лучезарный.
Мы со Стек переглянулись. Возможно, нас мало что объединяло, но сейчас мы обе думали как женщины.
А у всех женщин, которые в состоянии думать, одно и то же мнение о Патриархе.
Чтоб он сдох в смертельных объятиях Госпожи Нужды!

Патриарх (уничтоживший все сведения о своем настоящем имени) родился двести лет назад. Он был ребенком Господина Ворона и всю жизнь гордился своим наполовину божественным происхождением. Лита рассказывала всем девочкам, что Патриарх презирал тех, чьими отцами были обычные мужчины, называя их «людским отродьем».
Но это было уже после того, как он пришел к власти. История Патриарха началась всего через несколько месяцев после его рождения: перед самым летним солнцеворотом младенец заболел. Лихорадка, рвота, судороги… Когда Хакур произносил ежегодную проповедь о жизни Патриарха, то явно получал нездоровое удовольствие, перечисляя симптомы. Служитель называл его болезнь «делом дьяволов, которые хотели убить нашего спасителя прежде, чем он сможет спасти мир»; но сейчас, рассказывая эту историю, я не стала упоминать дьяволов.
Так или иначе, какова бы ни была причина болезни младенца-Патриарха, тогдашняя целительница сочла, что ребенку не хватит сил, чтобы отдать Дар. Да, ребенок будет Обреченным-мужчиной на всю жизнь, но «лучше мужчина, чем мертвец», как сказала целительница его матери.
– Вполне с этим согласен, – заметил Рашид.
Мы со Стек обменялись понимающими взглядами.
Так что Дар так и не был принесен. Со временем ребенок выздоровел («… исключительно благодаря силе воли!» – проповедовал Хакур). Мальчик даже отправился в Гнездовье на следующее лето с остальными детьми. Это было обычным делом – даже если ребенок и не отдал Дар, боги все же могли решить сменить его пол. В конце концов, они были богами и могли нарушать свои собственные правила.
Но этого не случилось – такого никогда не случалось! Патриарх ушел мальчиком и мальчиком же и вернулся. В этом возрасте он еще не понимал, почему это так расстроило его мать.
Впрочем, достаточно скоро ему предстояло это понять. Я не росла вместе с кем-либо из Обреченных детей, но могу представить, как относились юные тоберы к тому, кто был настолько неполноценен, – со смесью жестокости, жалости и безразличия, и отношение это менялось каждый раз в зависимости от настроения толпы на школьном дворе. Когда мальчика подобным образом третируют, результат зависит от его реакции. Если ему удается понравиться другим детям, они вскоре забывают о том, что он не такой, как все. В противном случае его ждут насмешки и тычки; если же он оказывает сопротивление, словесное или физическое, его начинают ненавидеть, отвергать – другими словами, он становится изгоем.
Угадайте, что произошло с Патриархом?
Изгой, обладающий крепкими мускулами, превращается в задиру и хулигана; тот, у кого их нет, становится мелким пакостником, который ворует и врет, чтобы доставить неприятности другим. Юный Патриарх на какое-то время выбрал путь хулигана и принялся задирать тех, кто был слабее его, но в Тобер-Коуве у малышей часто есть старшие братья (или старшие сестры, обладающие всеми инстинктами старших братьев). Вскоре он понял, что не сможет добиться успеха хулиганскими поступками, по крайней мере, пока не станет старше. Так что он пошел в другом направлении – стал «хорьком», как назвал бы его Хакур, хотя служитель Патриарха никогда не употреблял это слово, говоря о нашем преподобном спасителе («Другие дети избегали его, пристыженные исходившим от него божественным сиянием»).
Шло время. Мальчик рос коварным и хитрым. Он научился добиваться расположения у взрослых, которыми легче было манипулировать, чем детьми. Лита не раз рассказывала нам, как ловко он умел выпрашивать что-либо у взрослых женщин. Всегда наготове была история о том, насколько он обездолен, так как никогда не познает радостей женственности. И они ему верили – наивные! Особенно в свете того, как он относился к женщинам впоследствии. Но следует понять, что никто не привык общаться с подобными детьми.
Мне трудно представить, что это значит – иметь одну, единую душу. Когда ты просто одна личность, все, что происходит в твоей жизни, может произойти только с тобой непосредственно. Для большинства из нас… например, когда я была пятилетней девочкой, я решила, что не люблю овсянку. Не знаю почему – у детей порой бывают приступы упрямства, а затем это становится делом чести: ни одна ложка овсянки никогда больше не коснется моих губ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100