Я-женщина начала быстро расти в тринадцать лет, а я-мужчина не мог ее догнать до шестнадцати. В течение этих лет две мои половинки различались ростом почти на голову, из-за чего в течение нескольких недель после каждого превращения я чувствовал себя весьма неуклюже. Родителям же подобная неуклюжесть нравилась и даже казалась забавной, и именно поэтому они считали для себя правилом проверять координацию детей непосредственно перед переменой. Те же самые игры возобновлялись после того, как дети возвращались домой.
Столь же тщательно после каждой перемены исследовали себя и сами дети. Невозможно было удержаться от того, чтобы то и дело не разглядывать себя. Прошел целый год, в течение которого ты находился в другом теле, и даже если нынешнее тело все это время просто спало в Гнездовье, оно тем не менее росло и менялось, пока твои глаза и мозг жили своей жизнью.
Ты разглядываешь свои руки – оказывается, все родинки и веснушки, к которым ты привык, сменились другими, теми, которые ты смутно помнил по прошлому году, но теперь они стали темнее или больше, во всяком случае, более заметны, и ты думаешь о том, как другие ребята будут таращиться на эти странные пятна на твоей коже.
О да, кожа… особенно когда ты становишься подростком. Ты постоянно дотрагиваешься до нее – до той самой кожи, о которой страстно мечтал всего несколько дней назад. Не знаю, почему на меня производила такое впечатление именно кожа – да, конечно, имелись и другие, откровенно сексуальные части тела, и многие подростки (включая и меня) неделю (или больше) после перемены пола ежедневно пытались в одиночку добиться оргазма. Однако меня больше всего возбуждала именно новая кожа.
Будучи мужчиной в мужском теле, я порой вспоминал о том, как моя женская половинка мечтала дотронуться до мальчишеской груди или ягодиц, ощутить упругие мышцы под кожей, ее тепло… А будучи женщиной в женском теле, я помнил о том желании, которое возникало у моей мужской сущности при виде всего лишь обнаженного плеча…
Ты просто ощущаешь себя сексуальным, вот и все. Ты разглядываешь свою кожу, свои ноги, свое тело – и понимаешь, что ты очень сексуален. Ты чувствуешь, какая страсть вспыхивает в представителях противоположного пола, стоит им только тебя увидеть. И в течение нескольких недель, пока вдруг не обнаружишь, что подобная страсть вспыхнула в тебе самом, ты кажешься желанным для всех и каждого.
В эти несколько недель ты готов заниматься любовью с кем угодно – ведь твое тело проспало целый год и теперь стремится наверстать упущенное и приобрести новые ощущения. Ты даже не спрашиваешь себя: «Нравлюсь ли я ему? Хочет ли она меня?» Ты просто уверен в том, что обладаешь всем, о чем только может мечтать твой партнер.
Сомнения возникают лишь позже, когда проходит первый восторг и шепот в ночи уже не сводится к одному: «Разве это не здорово?». Когда оба начинают воспринимать друг друга не только как тела, но и как людей. Когда мысль: «Конечно, он меня хочет!» сменяется мыслью: «А хочет ли он меня на самом деле?» Когда твой партнер говорит, что ему или ей нужно определенное время для более близкого знакомства, а ты предпочитаешь подумать, прежде чем принимать решение. Когда ощущение себя утрачивает сладостную новизну, и ты вновь вписываешься в нормальное течение жизни, становясь обычным человеком.
Неожиданно я осознал, что после сегодняшнего дня никогда больше не смогу испытать подобного. Я просто буду собой – день за днем, вплоть до самой смерти. И я понял истинную причину, по которой родители вышли на улицу поиграть в мяч с детьми: они хотели вспомнить те дни, когда им самим казалось, что ежегодные новые ощущения никогда не закончатся.

Хакур и Дорр жили в сером каменном доме, тщательно сохранявшемся со времен Древних. Несомненно, он несколько раз обрушивался за четыре сотни лет, прошедшие с тех пор, как цивилизация Древних прекратила свое существование, – однако можно снова сложить камни с помощью свежего раствора и деревянной опалубки. Деревянные дома гниют, кирпичи со временем рассыпаются, лишь Господин Камень одарил своих детей прочностью и постоянством, так что они будут существовать вплоть до Великого Пришествия – венца всего сущего.
Дорр вышла из дома еще до того, как мы успели ступить на крыльцо. Не знаю, что она пыталась сделать со своими волосами: еще час назад на площади перед Советом они были кое-как причесаны, однако сейчас одна сторона ее головы напоминала копну, а другая – свалившееся с дерева гнездо, словно у девочки, которой не хватило терпения закончить первый в жизни начес. Я не помнил, чтобы Дорр когда-либо всерьез заботилась о собственной прическе, как правило, волосам предоставлялась полная свобода. Интересно, что вызвало в ней столь внезапную перемену? Может быть, хотела произвести впечатление на Лучезарного? Но сейчас, когда Лорд-Мудрец стоял перед ней, на лице девушки не отражалось никаких эмоций.
Она молчала, ожидая, когда Рашид заговорит первым. Ходили слухи, будто Хакур однажды сказал ей, что у нее отвратительный голос, и с тех пор она почти не разговаривала, но иногда у меня возникала мысль – не пустила ли этот слух сама Дорр, чтобы люди возненавидели ее деда. Что бы ни было причиной такой молчаливости, я редко слышал от нее хоть несколько слов за все прошедшие годы, даже в то странное время, когда Дорр оказывалась рядом с нашим домом каждый раз, стоило мне отправиться на болото, чтобы поупражняться в игре на скрипке.
Рашид наконец понял, что девушка не намерена его приветствовать, и заговорил сам.
– Добрый день. Нам нужен служитель Патриарха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100