Подумай об этом.
– Лучше думай про себя, – прорычал Боннаккут. – Хватит болтать.
Видимо, нашему уважаемому первому воину не хотелось, чтобы Рашид задавал очередные глупые вопросы, которые столь часто приходится слышать тоберам от чужаков. И в данном случае я был с ним полностью согласен.

Дальше мы шли молча. Высоко над головой плыли тучи, которые гнал с озера ветер, однако звездного света до сих пор было вполне достаточно. Время от времени где-то ухала сова, а один раз Лита крикнула, чтобы мы остановились, когда тропу перешел дикобраз. Будь это обычная ночь, кто-то из воинов наверняка пустил бы в животное стрелу, просто из принципа; проклятые твари обожали грызть соленое дерево, в результате чего постоянно обгладывали сиденья в наших нужниках, оставляя после себя выпавшие иглы. Большинству тоберов эти иглы вонзались в зад хотя бы раз в жизни, и потому большинство тоберов ненавидели дикобразов. Но воины, похоже, израсходовали все свои стрелы на то, что Рашид называл «силовым полем», а Боннаккут экономил патроны для более достойных мишеней.
В конце концов мы добрались до берега водоема, которое мы называли Мать-Озеро, хотя на вайртаунских картах оно именовалось Цаплиным. Тоберское название явно было лучше; цапли – болотные птицы, которые никогда и ногой не ступили бы в эту глубокую воду. Даже в день летнего солнцеворота вода была настолько холодной, что при попытке нырнуть перехватывало дыхание. Родители заставляли детей привязываться веревками, когда те шли купаться, и пару раз за сезон приходилось ими пользоваться, вытаскивая на берег тех, кто начал задыхаться в ледяной воде. Рыбаки, выходившие на озеро на лодках, тоже привязывались веревками и надевали спасательные жилеты Древних, позаимствовав их с железного корабля, выброшенного на берег в Старой гавани четыреста лет назад.
Несмотря на предосторожности, люди погибали. В том числе и моя мать – я родился, когда ей было двадцать. Старейшины рассказывали, что она выбрала себе в Предназначение мужской пол, пошла работать в рыбацкую артель и пропала без вести во время жестокого шторма…
Такова еще одна причина, по которой мне нравилось название Мать-Озеро.
Но в этот канун Предназначения озеро было спокойным, на каменистый берег ритмично накатывались невысокие волны. На водной глади точками выделялись небольшие островки и далеко на севере – вытянутая каменистая отмель, называвшаяся Медвежьей задницей. Почему – не знаю, никогда особо не интересовался медведями.
Еще через десять минут мы обогнули восточный мыс и увидели сам Тобер-Коув. С такого расстояния и в темноте я не мог различить ничего, кроме радиоантенны Древних на Патриаршем холме, зато ощущал запах родного дома. Преобладали запахи пристани – свежей и соленой рыбы, ожидавших переработки на удобрение отбросов, пахло также скотным двором и сладкими цветами клевера.
Но над всеми ними главенствовал густой запах пиршества, обычно редкий летними вечерами, но сегодня был солнцеворот, и из каждой трубы шел дым. Завтра – День Предназначения. Всю ночь в кухонных печах жарилось мясо и пекся хлеб, варилась картошка и булькала похлебка из раков с фасолью; все готовились к празднику в честь… скажем так, в честь меня. И конечно Каппи. Нас двоих, достигших возраста Предназначения, – на один день мы стали любимцами всего поселка.
Дверь здания Совета открылась, и кто-то вышел на белую цементную площадку у подножия лестницы. Лившийся изнутри здания свет осветил фигуру в мужской одежде, но явно не мужскую.
– Каппи, – произнес за моей спиной Боннаккут.
Я кивнул.
– Никак не могу решить, – тихо продолжал он, – кем бы я хотел ее увидеть после Предназначения, мужчиной или женщиной. Если она решит стать мужчиной, из нее получится прекрасный воин: сильный, как бык, быстрый… Каппи сможет выиграть половину наград на состязаниях на Осенней ярмарке в Вайртауне.
Что и говорить, кулаки Каппи – в те годы, когда она была мужчиной, – не раз спасали меня от завистников во время стычек на юге полуострова. И тем не менее мне казалось странным, что Боннаккут выбрал именно этот момент, чтобы восхищаться ее доблестью.
– С другой стороны, – Боннаккут не унимался, – если она решит быть женщиной… что ж, как женщина она мне очень даже нравится.
Я уставился на него. Он лишь ухмыльнулся в ответ.
– Каппи – моя, – сказал я.
– Ты уверен?
– Что ты имеешь в виду?
– Завтра – День Предназначения. Если вы оба решите стать женщинами… что ж, вы можете по-прежнему, как говорится, оставаться хорошими друзьями, но ей понадобится мужчина. Именно это я и имею в виду.
– А может быть, и нет!
– Почти каждую неделю ты отправляешься на Юг играть на своей скрипке. Возможно, Каппи понравится мое общество, когда тебя не будет.
Если бы не боязнь повредить пальцы, я тут же врезал бы ему в рожу. Пистолет Боннаккута меня не путал, так же как его громадные кулаки и плечи, – но скрипачу в первую очередь приходится думать о собственных руках, как бы ему ни хотелось с кем-нибудь сцепиться. Я сумел лишь сказать:
– Ты всегда был подлецом и сволочью. Что ж, ты только что еще раз это доказал.
А затем, прежде чем он успел хоть как-то среагировать, я в два прыжка оказался впереди Рашида, так что его фиолетовое сияние отгородило меня от гнева первого воина.

Увидев нас, Каппи повернулась и что-то крикнула внутрь здания. На лестнице появились еще несколько человек. В темноте я мог различить лишь очертания спутанных волос и второпях наброшенной одежды – судя по всему, их только что подняли с постели. Женщины Тобер-Коува, возможно, были сейчас заняты стряпней для завтрашнего празднества, но мужчины (особенно старейшины) спали как убитые, благоразумно экономя силы для следующего дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100