немыслимому буйству красок, на которое не отважился бы ни один другой живописец, рискнувший взять рыжеволосую натурщицу.Да, в будущей картине суждено было навлечь массу критических замечаний, однако отнюдь не с той точки зрения, какую имела в виду местная деревенская общественность, а с совершенно иной! Ибо вопросы морали сводят на нет остальные проблемы, и уже становится вовсе не важно, допустимо ли сочетание малинового плюша и алых цветочных узоров с красноватыми переливами рыжих женских волос.Само собой разумеется, что вышеописанный эпизод отбил охоту у большинства деревенских жителей навещать обитателей Фор-Гейблз, а те немногие, что время от времени все же решались наведываться туда из чистого любопытства, вскоре обнаружили, что Саймону глубоко наплевать на великодушную самоотверженность их поступка и что с этим смириться гораздо труднее, чем даже с самим фактом оскорбления общественной морали.Но если в конечном счете население могло худо-бедно притерпеться к Саймону, то этого никогда, ни за что – как заметил однажды Реймонд, «ни в жизнь!» не произошло бы по отношению к Айниз.Конечно, Айниз была восхитительна, и никто этого не отрицал, но стоило этой красавице открыть рот, как акцент сразу же выдавал ее происхождение, а пустая банальность суждений разочаровывала даже тех, кто действительно ожидал услышать нечто пустое и забавное.Причина официальной женитьбы Саймона на подобной женщине оставалась загадкой, пока спустя пять месяцев после свадебной церемонии не родился Тимоти, в результате чего многие деревенские начали жалеть Саймона, поскольку он «поступил по совести».Брак этот с самого начала был обречен на провал; в сущности, после рождения Тимоти супруги жили врозь и только война и возникшая следом угроза воздушных налетов заставили Айниз покинуть Лондон и вернуться на жительство в Фор-Гейблз.Желание Саймона попасть в армию и внести свой посильный вклад в общее дело сблизило их и привело к мимолетному, довольно непрочному воссоединению.Сьюзен родилась в 1940 году, и сразу же после ее появления на свет Айниз объявила, что получила приглашение сниматься в Голливуде.Год спустя она письмом известила Саймона о разводе, который оформила в Рено, и о своем горячем желании за кого-то выйти замуж. Конечно, такой развод в Англии признают недействительным, но вряд ли она когда-нибудь вернется в Великобританию…Айниз желала ему удачи и передавала самые горячие приветы детям.Впрочем, Фенела вовсе не думала о Саймоне, когда несла горячую картофельную запеканку из кухни в столовую.Дети ждали, и у всех вокруг шеи были подвязаны салфетки. Сьюзен восседала на своем высоком детском стульчике рядом с Нэнни, которая расположилась на одном конце стола, в то время как Фенеле предназначался стул напротив.Девушка опустила блюдо с запеканкой и собралась уже занять свое место, когда раздался звон колокольчика у входной двери.Колокольчик дребезжал громко и настойчиво, как будто кто-то с необыкновенной силой дергал за длинную цепочку, свисавшую с дверного косяка вдоль теплой старой красной кирпичной стены.– Кто бы это мог быть? – заметила Фенела и взглянула на Нэнни.– Я открою, дорогая, – откликнулась Нэнни, привстав со стула.Вот тут-то Фенела и услышала голос Саймона, выкрикивающего ее имя так, что оно эхом катилось по коридору, заполняя столовую с ее низким потолком.– Фенела! Фенела!!! Да где же ты?!!Все в маленьком холле, от пола до невысокого потолка, казалось карликовым по сравнению с личностью Саймона Прентиса.В голубом мундире военно-воздушных сил он выглядел настоящим великаном, а яркие краски лица еще больше разгорелись от возбуждения, так что вся его фигура выступала с чисто плакатной живостью на фоне скромной домашней обстановки.Фенела поспешно бросилась целовать отца, но, заметив, что он не один, с упавшим сердцем приняла у Саймона вещи незнакомки.«Все как обычно! – подумала про себя девушка, оглядывая его спутницу. – Немного постарше, чем обычно».– Как поживаешь, моя милая? – осведомился Саймон. Свой приветственный поцелуй дочери он сопроводил смачным шлепком чуть пониже спины, после чего стащил с головы фуражку и снял тяжелый китель. Бросив все на первый же попавшийся стул, громогласно вопросил:– Ну а как насчет ленча?!– Но, папа! – в отчаянии воскликнула Фенела. – Ты же никогда не предупреждаешь заранее о своем приезде!– Не предупреждаю заранее! Как это – не предупреждаю?! – возразил Саймон. – Я же телеграмму послал… Во всяком случае, оставил на этот счет указания секретарше. И не говори, что она этого не сделала!– Папа, ты как ей эти указания оставил, а? – поинтересовалась Фенела. – Может, просто подумал это сделать…Саймон взъерошил свои волосы.– Черт возьми, а ведь верно! Это я забыл…– Ты безнадежен, – заключила Фенела с видом человека, который вовсе не обвиняет, а скорее просто констатирует общеизвестный факт. И обернулась к незнакомке. – Боюсь, мы не очень-то вас встретили.– Илейн, это моя дочь Фенела, – без особых церемоний представил Саймон.Фенела, пожимая мягкую, слегка безвольную ладонь гостьи, подумала: «Она мне совсем не нравится – интересно, с чего бы это?»Кем бы ни была Илейн, одно бросалось в глаза сразу же – се внешняя привлекательность. Цвет густых рыжих волос, стриженных а-ля-паж, резко выделялся на фоне изящного черного бархатного беретика.Худая по нынешней моде, она еще больше подчеркивала стройную фигуру при помощи туго обтягивающих жакета и юбки. Помимо этого лицо ее, как не преминула заметить Фенела, относилось к тому типу, какими обычно восхищаются большинство художников, – резко выраженные черты с выразительными глазами и слегка припухлым ртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60