— По крайней мере снаружи дом великолепен, и, глядя на него, ты будешь забывать, в каком состоянии он находится.
— К сожалению, я не могу забыть об этом. У меня от этого зрелища так же болит душа, как когда я гляжу на увечного человека, за которым нужен уход.
— Но все-таки приятнее жить здесь, чем в доме миссис Хенли, — упорствовала она. — Ее дом уродливый, помпезный, холодный, и я уверена, что Морин не чувствует себя там по-настоящему дома, как чувствуем мы.
— Он принадлежит ей, — возразил отец, — и она может позволить себе жить как хочет.
— Я уверена, что мама сказала бы, что современный комфорт очень неуютен. Дом должен быть пропитан любовью, и Прайори ценен для нас именно этим. Я уверена, что ты, как и я, чувствуешь любовь Уиннов, живших здесь веками.
Отец обнял дочку и привлек к себе.
— Я ценю твое воображение и твою умную головку, дорогая. Надеюсь, что душам наших предков, которые толпятся, по-твоему, вокруг нас, понравится то, о чем я буду разговаривать с ними, ибо больше мне не с кем будет беседовать.
— Надеюсь, — сказала Сэмела. — Когда я подумаю, что ты останешься один, мне хочется плакать, но я ничем не могу помочь. И Морин Хенли будет ужасно одиноко, и я тоже не могу ничем помочь. Дорогой папа, если я буду счастлива, то мне захочется, чтобы все, кого я люблю, тоже были счастливы!
Она обняла отца за шею и горячо поцеловала, затем выскользнула из спальни, рассчитывая, что дала ему пищу для размышлений и потому вряд ли он быстро заснет.
На следующий день, вместо сближения, Морин Хенли и отец, казалось, прилагают все силы к тому, чтобы не встречаться. За целый день они обменялись разве что несколькими ничего не значащими фразами.
К обеду граф не явился, и лишь за ужином они сошлись вместе, чтобы отведать изумительных блюд, которые по заказу Морин прислали из ее дома.
К удивлению хозяина, к столу было подано шампанское вместо кларета, который они пили теперь каждый вечер.
— К чему это? — спросил он, увидев бутылку в ведерке со льдом, принесенную Сэмелой.
— Когда я консультировалась с доктором, — ответила Морин, — он сказал, что кларет очень помог моему здоровью и теперь я снова могу перейти к легким напиткам. А поскольку я не люблю белое вино — кислятина какая-то! — то по его рецепту я решила перейти на шампанское, и вы должны сказать, удачен ли мой выбор.
Она говорила с таким невинным видом, что у графа исчезло всякое подозрение и он без лишних слов откупорил бутылку и наполнил бокалы.
— Поскольку мы впервые с вами пьем шампанское, думаю, нужно выпить за здоровье Сэмелы. Я молюсь о том, как, конечно, и вы, милорд, чтобы она была очень, очень счастлива.
— Конечно, — несколько замявшись, согласился граф.
И они выпили за Сэмелу, а затем девушка сказала:
— Бесполезно… Я не в силах пойти на это… Я не оставлю папу одного!
Кенуин и Морин пристально смотрели на нее, а она продолжала:
— Я думала, что смогу уехать и без меня все будет идти своим чередом… Но я понимаю, что супруги Бригсток слишком стары и больны, чтобы справиться даже с одной десятой той работы, которую выполняю я… и было бы чересчур жестоко и эгоистично, если бы я стала думать только о своем счастье… и оставила папу здесь без… нормальной еды, в пыли и запустении.
Затем Сэмела обратилась к отцу.
— Прошу тебя, папа, пошли грума передать маркизе, что я… передумала. Я остаюсь с тобой, а герцогу придется подыскать себе другую невесту.
Она выскочила из-за стола и выбежала из столовой.
Морин Хенли поставила на место бокал, а граф молча продолжал глядеть на стул, на котором сидела дочь, словно не веря тому, что она сказала. Потом он проговорил:
— Она так нервничает потому, что свадьба готовится в страшной спешке. Утром она придет в себя.
— Нервы у Сэмелы в порядке, я вполне понимаю вашу дочь.
— Это ясно, ясно! Но я ничего не могу поделать.
Наступило молчание, и поскольку Морин ничего больше не говорила, граф сам нарушил его:
— Что я могу сделать? Вы же видите, в каком я положении.
— Сэмела это понимает, поэтому-то она и не может бросить вас одного.
— Ей придется это сделать, — резко сказал он. — Я был удивлен, когда она согласилась на этот брак, хотя Бакхерст, как вы, вероятно, знаете, не только сказочно богат, но и великий спортсмен. Нельзя не восторгаться человеком, который дважды выигрывал «Дерби» и, по всей видимости, в этом году выиграет Золотой кубок.
Морин молчала, и он продолжил:
— Мальчишкой я несколько раз бывал в Бакхерст-парке. Это потрясающее место, а поместье содержится в образцовом порядке. У Сэмелы там будет все — буквально все!
— Но ведь она будет волноваться за вас.
— Вам следует переговорить с ней.
— Вряд ли она меня послушает.
Снова наступило молчание. Затем Морин неуверенно сказала:
— Мне думается, что Сэмела — когда она позвала меня приехать сюда, — надеялась… что я смогу… помочь вам.
Хотя она говорила еле слышно, ей казалось, что ее слова разносятся далеко за пределы комнаты. Граф хрипло ответил:
— Вы должны знать, какие чувства я испытываю к вам уже давно, но мне нечего вам предложить — буквально нечего!
Морин молчала. Слова застряли у нее в горле. Она мягко положила руку ладонью кверху на стол.
Рука Кенуина накрыла ее, и она почувствовала, что его пальцы крепко сжимают ее ладонь. Затем граф сказал:
— Вы мне нужны — вы знаете это, но я чувствую себя униженно и меня одолевает стыд, что мне нечего предложить вам.
У Морин наконец прорезался голос:
— Мне достаточно того, что вы предлагаете самый прекрасный дом в Англии и… себя!
А в это время Сэмела молилась в своей спальне.
Она чувствовала, что сделала все, что в ее силах, и теперь оставалось ждать лишь Божьей помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40