«Как быть с папой? Что мне предпринять?» — мучительно задавала она себе один и тот же вопрос.
И неожиданно, как будто кто-то шепнул ей подсказку, она нашла решение.
Когда они закончили обед, состоявший, как обычно, из мяса голубя, так как в это время года в парке ничего другого нельзя было подстрелить, Сэмела бросила пробный шар:
— Чем ты собираешься сегодня заняться, папа?
Граф вздохнул:
— Собираюсь просмотреть счета по хозяйству на ферме и по ренте вместе с мистером Оуэном из банка. Поскольку это будет очень нудная и, несомненно, грустная работа, не советую тебе присоединяться к нам.
— Да, мне не хотелось бы, тем более что я уверена: вы с мистером Оуэном прекрасно справитесь сами.
— Единственное, чем бы он мог мне действительно помочь, так это предоставив крупный заем. Но как я могу просить об этом, если нет никаких шансов на его погашение?
Он говорил с такой горечью, что Сэмела не выдержала. Она встала, обняла отца за шею и поцеловала в щеку.
— А вдруг, когда мы потеряем всякую надежду, в конце радуги мы найдем кувшинчик с золотыми монетами? Тогда все изменится.
Граф обнял ее и привлек к себе.
— Вера в это помогает мне жить, — сказал он, — но мои надежды тают как снег весной, и утешает лишь то, что по крайней мере ты будешь иметь все, чтобы радоваться жизни.
Сэмеле очень хотелось сказать, что, выйдя замуж, она не бросит отца в беде, но она понимала, что старый граф не собирается ни от кого принимать милости, и менее всего от своего зятя.
«Я обязана как-то помочь ему, — говорила она себе, — хотя это будет непросто».
Когда отец ушел в кабинет дожидаться прибытия управляющего местным банком, который из уважения к графу помогал ему разбираться со счетами, не взимая за это ни пенни, девушка поднялась к себе.
Она снова надела костюм для верховой езды и пошла в конюшню оседлать их третьего коня, которого утром не прогуливали, поэтому он был свеж и игрив.
Этот конь был не чистокровным, и Сэмела не любила его так, как Меркурия, но он лучше ходил в упряжке и, кроме того, был всегда под рукой на случай чрезвычайных обстоятельств.
Девушка знала, что если поедет напрямик по ухабам и бездорожью, то доберется до места назначения гораздо быстрее, чем путешествуя по извилистым кружным дорогам.
Через каких-нибудь три четверти часа она добралась до маленькой церквушки и подъехала к внушительным воротам дома, который был известен в этих местах как Большой дом.
Это было действительно большое квадратное и в отличие от их дома в Прайори уродливое здание.
Сэмела спешилась у подъезда, и грум, выбежавший из конюшни, взял у нее повод. Когда она поднялась по ступенькам, открылась парадная дверь, и средних лет дворецкий, улыбаясь, сказал:
— Добрый день, леди Сэмела, вы у нас очень редкая гостья.
— Добрый день, Уайт. А миссис Хенли дома?
— Она не принимает, миледи, но я уверен, что вас-то она непременно захочет повидать.
Он провел ее через холодный неприветливый холл и открыл дверь в квадратную гостиную с высоким потолком.
— Леди Сэмела Уинн, мадам! — объявил Уайт.
Из дальнего конца гостиной послышалось радостное восклицание. Там у окна сидела женщина, занимавшаяся вышиванием.
Леди отложила работу и, протянув руки, поспешила навстречу девушке.
— Сэмела, какой сюрприз! А я-то думала, что ты совсем забыла обо мне.
— Что вы, конечно нет! Но за это время случилось столько, что я не сумела не только навестить вас, но даже написать.
— А что же такое случилось? Садись и расскажи все по порядку. Ты, конечно, хочешь подкрепиться?
— Не отказалась бы от вашего чудесного кофе со льдом. Вы знаете, я всю дорогу вспоминала о нем.
Миссис Хенли рассмеялась, и дворецкий, ожидавший у входа, поспешил за кофе.
Сэмела села на диванчик у окна и сняла шляпу. Солнечный луч тотчас позолотил ее чудесные светлые волосы.
— Ты так хороша, дитя мое, — заметила миссис Хенли, — я очень скучала по тебе.
— Я тоже. Я все время надеялась, что вы заедете к нам.
Миссис Хенли отвела глаза и после некоторой паузы промолвила:
— Ты и твой папа всегда… так заняты… что я не хотела… мешать вам.
Сэмела, не сводя глаз с ее лица, сказала:
— И папа скучает по вас. Он даже как-то сказал, что вы, наверное, уехали развлечься в Лондон.
Она увидела, как щеки миссис Хенли заалели, и это ободрило ее еще больше.
— Честно говоря, я и приехала поговорить о папе.
— О папе?
В голосе миссис Хенли послышалось удивление, а щеки стали такими розовыми, что ей уже можно было дать гораздо меньше ее тридцати пяти лет.
Морин Хенли не была красавицей, но у нее было такое славное, доброе, симпатичное лицо и такой приветливый нрав, что она притягивала к себе людей как магнит.
Сэмела полюбила ее с первого знакомства, которое состоялось, когда она поселилась по соседству в качестве молодой жены генерала Эликзандера Хенли.
Всю жизнь закоренелый холостяк, или, точнее, как он сам говорил, вынужденный оставаться холостяком, так как всегда служил где-нибудь на краю света, он женился, только выйдя в отставку, и его избранница была гораздо моложе его.
Она была дочерью его коллеги-офицера, умершего от ран, полученных в боях.
В отчаянии от смерти отца, чувствуя себя совсем одинокой и заброшенной в этом мире, Морин решила, что найдет покой и уют в объятиях человека, который был в таком возрасте, что годился ей в дедушки.
Она стала очень хорошей женой для генерала и, поскольку он был бездетным, после его смерти оказалась владелицей крупного поместья и достаточного количества денег, чтобы ездить куда угодно и делать все, что угодно.
Однако она так привыкла к спокойной жизни — сначала со своим отцом, а затем — с престарелым мужем, что совершенно не знала, как ей жить дальше и что делать с богатством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40