– Остались от какого-то дяди. Но нам казалось, что этого достаточно.
– Достаточно для чего?
– Достаточно, чтобы жить на эти деньги, чтобы пожениться, потому что мы так отчаянно были нужны друг другу.
– Но почему же вам пришлось убежать? – спросила Кандида.
– Ох, сколько много вопросов! – не выдержала мать. – Однако, как я сказала, ты имеешь право знать. Жизнь твоя могла бы быть совсем иной, если бы ты родилась от того брака, которого для меня желали родители.
– Но я ведь не была бы такой же, если бы моим отцом был… не папа, правда? – спросила Кандида.
Мать в порыве обвила ее руками и притянула к себе.
– Правда, моя милая, – ответила она. – Это ты очень верно заметила. И ты не была такой же, и я не провела бы этих прекрасных, золотых, чудесных лет с человеком, которого люблю и который всем сердцем любит меня.
– И все же, почему вам обязательно понадобилось убегать? – повторила свой вопрос Кандида, твердо решив услышать конец истории.
– Мой отец, твой дед, был в ярости, – ответила мать. – Человек он был властный, деспотичный, не привыкший, чтобы его воле перечили. Он выбрал для себя, как ему казалось, подходящего зятя и не собирался допустить, чтобы его планы были расстроены каким-то там поэтишкой без гроша в кармане. К поэзии мой отец питал отвращение! Он грубо вытолкал твоего отца из дому.
– О, бедный папа! Он, наверное, так переживал!
– Ужасно переживал, – отозвалась мать. – Это было сделано в очень унизительной и грубой манере. Твой дед также пригрозил высечь его хлыстом, если он еще когда-нибудь заговорит со мной.
– Как жестоко! – вырвалось у Кандиды.
– Да, это было жестоко, и для такого обращения твой отец походил меньше, чем кто бы то ни было из всех, кого я когда-либо знала. Он был слишком чувствителен, слишком скромен и порядочен по натуре, чтобы легко вытерпеть боль душевных ран, нанесенных подобными оскорблениями и угрозами.
– И ты после этого уже не могла больше видеться с ним? – предположила Кандида.
– Я увиделась с ним, – ответила мать, и теперь в ее голосе звучали почти торжествующие нотки. – Я пошла к нему. Тайком выбралась из дома ночью и пошла туда, где он жил. Это было вопиющим и неслыханным нарушением всех и всяческих норм, но и с твоим отцом обошлись не лучшим образом. Тогда мы поняли: единственное, что можно сделать, – это убежать вместе.
– Как смело, как это смело с твоей стороны! – вскричала Кандида.
– Я боялась, как бы твой дед не помешал нам вступить в официальный брак, – продолжала мать, – но мне незачем было беспокоиться. В тот миг, когда я пошла наперекор его воле, я перестала для него существовать.
– Откуда ты знаешь? – спросила Кандида. – Ты возвращалась и разговаривала с ним?
– Нет, этого я сделать не могла, – ответила мать. – Но через год, когда уже родилась ты, написала своей матери, ничего, разумеется, не сказав об этом твоему папе. Я знала, что она любит меня и что, даже если отец ни за что не простит меня, я все же была ее дочерью, плотью от плоти.
– Она ответила? – спросила Кандида.
Мать покачала головой:
– Нет, моя милая. Должно быть, твой дед нашел письмо прежде, чем оно дошло до нее, и, узнав мой почерк, вернул его нераспечатанным.
– Как жестоко с его стороны! – воскликнула Кандида.
– Это можно было ожидать, – промолвила мать. – И тогда я поняла, что путь назад закрыт окончательно. Прошлое следовало забыть, изгладить из памяти, что, впрочем, твой отец и попросил меня сделать.
– А ты никогда не жалела о том, что убежала с папой? – тихо спросила Кандида.
Мать снова привлекла ее к себе и обняла.
– Нет, моя дорогая, никогда, никогда, никогда! – ответила она. – Я так счастлива, а твой папа – такой замечательный человек! Мне кажется, ни у одной женщины не может быть более заботливого, бескорыстного, внимательного и любящего мужа. Вот только мы бедны, а мне бы так хотелось, чтобы у тебя все было: чтобы ты вращалась в обществе, ездила на балы, имела такие же красивые платья, какие когда-то были у меня. Но что толку заниматься пустым мечтательством? Я лишь молюсь, моя дорогая, чтобы ты бала так же довольна жизнью, как я.
– Я счастлива, мама, и ты ведь знаешь, что я люблю тебя и папу! – вскричала Кандида.
– Ну, тогда, если ты действительно любишь папу, ты никогда больше не должна говорить об этом, – ласково-назидательным тоном напомнила ей мать. – Ему очень больно вспоминать о том, как плохо с ним обошлись. Он, кроме того, постоянно думает, что я сравниваю свое нынешнее положение с той жизнью, которую вела, когда встретила его, – она улыбнулась. – Глупо с его стороны – ведь ни за какие деньги не купишь того, что у меня есть сейчас. Но любое упоминание о прошлом пробуждает в нем страстное и безнадежное желание дать мне все те вещи, которые у меня были тогда.
– Я понимаю, мама, – заверила ее Кандида. – А скажи мне, пожалуйста, какая у тебя была фамилия до замужества?
К ее удивлению, губы матери напряглись и впервые в ее голосе зазвучали жесткие нотки:
– Меня зовут Эммелина Уолкотт, и другого имени у меня нет. Ну все, больше тебе ничего не надо знать, Кандида.
В минуты одиночества, думая об этой волнующей и странной истории, услышанной от матери, Кандида всякий раз испытывала жгучий интерес: кто же была ее мать? Было очевидно, что дед Кандиды имел немалое состояние и, должно быть, занимал в обществе важное положение.
Кандида очень расстроилась, что мать больше ничего ей не рассказала, но была какая-то решительность в отказе миссис Уолкотт, предостерегавшая дочь от дальнейшего потакания своему любопытству. И все же она не могла перестать думать об этом.
Иногда она выдумывала для себя чудесные сказки, в которых ее дед был принцем или герцогом и вдруг принимал решение простить дочь, приезжал к ним и привозил роскошные вещи, которые они никогда не могли себе позволить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70