Просто подарков оказалось слишком много, а во мне было достаточно эгоизма, чтобы постоянно забывать о необходимости благодарить каждого, кто присылал их.
Я старалась отправлять письма сразу после того, как получала подарок, но однажды график был нарушен, и сейчас у меня скопилось более пятидесяти поздравлений, на которые мне обязательно надо было ответить до нашего отъезда. Я взглянула на наваленные горой коробки, надеясь, что это не вазы для цветов: у нас их уже было более сорока. Мое внимание привлекли три небольшие посылки. Я взяла одну из них. Она была плоской, и я решила, что это сумочка.
Разорвав пакет, я обнаружила внутри зеленую книжку, к которой прилагалось письмо. Одного взгляда на подпись хватило, чтобы мое сердце учащенно забилось. Посылка пришла от мадам Мелинкофф.
В ее письме отсутствовало традиционное обращение:
«После нашей встречи я много думала о вас. Я посылаю вам книгу, которая принадлежала моей дочери. От всего сердца желаю вам счастья. Эдит Мелинкофф.»
Я прочла заглавие. «Сад Кармы». Мне не надо было открывать книгу, чтобы понять, откуда я цитировала те три строчки, когда мы с Филиппом были в Ричмонд-Парке. Те строчки, которые, будучи совершенно безобидными, если рассматривать их отвлеченно, разрушили возникшую между нами теплую атмосферу и заставили Филиппа на бешеной скорости помчаться в Лондон. Я прижала книгу к груди, и меня охватило странное возбуждение. Внезапно я сообразила, что рядом со мной стоит дворецкий.
— Я оставлю подарки здесь до возвращения ее светлости, — сказала я и бросилась наверх.
Я вбежала в комнату и заперла дверь. Остановившись, я взглянула на книгу, которую держала в руках. Я принялась медленно переворачивать страницы, испытывая при этом некое чувственное наслаждение. Все стихотворения были мне знакомы, каждое слово эхом откликалось в моей памяти. Не вызывало сомнения, что книгой часто пользовались. Некоторые стихотворения были отмечены, против двух или трех на полях стояли жирные пометки карандашом.
Мне трудно объяснить свои чувства — я находилась в слишком сильном эмоциональном возбуждении, чтобы его можно было описать словами. Мое сердце было абсолютно уверено в том, что мой мозг все еще подвергал сомнению. Эта книга принадлежала мне, и именно моя рука держала карандаш, когда ставила пометки. Я прочитала все стихотворения, некоторые строки я читала вслух с закрытыми глазами.
У меня было ощущение, будто я после долгой разлуки встретила близкого и горячо любимого друга. Одно из последних стихотворений было выделено рамкой из листьев и цветов, которая как бы подчеркивала его важность. Я зашептала знакомые слова:
«И после смерти, через долгий срок,
(Оттуда, где главенствует любовь)
Приду, когда ты будешь одинок,
И встану рядом вновь.»
Это было любовное послание, которое пришло ко мне через века. Маркус Камерон был прав — только любовь имеет значение! Надины слова или мои? Разве это важно, если после нас останется любовь — незабываемая, непобедимая, вечная.
Продолжая держать книгу в руках, я опустилась на колени и стала молиться. Я просила Господа, чтобы Он помог мне дать Филиппу счастье, чтобы не только он, но и я рядом с ним обрели покой, чтобы во мне он нашел ту любовь, которую когда-то потерял.
Я не знаю, как долго я простояла так. Когда я поднялась, я ощутила небывалое умиротворение, как будто я передала свою ношу Ему, и Он принял ее.
Анжела послала за мной горничную, и, спустившись, я обнаружила, что моя сестра разбирает подарки. Ни на минуту не останавливаясь, мы проработали с ней до шести.
Вечером мы с Филиппом должны были идти на прием в министерство Индии, а до этого — поужинать с госсекретарем и его женой. Анжела была приглашена только на вечер, который устраивался после ужина, поэтому Филипп предложил, чтобы я заранее приехала к нему в Чедлей-Хаус. Ему хотелось немного побыть со мной наедине.
— Это будет просто замечательно, — ответила я на его предложение. — Мы должны быть там в половине девятого, так что я приеду к тебе примерно без четверти восемь. Я рада, что у меня будет свободная минутка, чтобы передохнуть.
— Бедная Лин, — сочувственно проговорил он. — Продержись еще немного. Через неделю мы будем в море, где нет телефона.
— Слава Богу! — ответила я.
Я выехала из дома в половину восьмого — я просто сбежала, устав от постоянных вопросов, от разговоров по телефону, от обсуждения каких-то встреч и от многочисленных писем. У меня даже не было возможности спокойно принять ванну без того, чтобы кто-то не спрашивал моего мнения или требовал какой-то подписи.
Хлопот нам прибавилось еще и потому, что Анжела хотела, чтобы Джеральд, который, оправившись после операции, провел неделю на море, присутствовал на свадьбе и был моим пажом. И в то же время она категорически отказывалась привозить его в Лондон на примерки костюма, который шили по размерам, снятым его гувернанткой. Мне, естественно, было приятно иметь такого пажа, однако я сомневалась, что мы успеем подготовить все ко дню свадьбы.
Когда я одевалась, возникла еще одна проблема. Оказалось, что наша рассеянная мама в последний момент пригласила еще несколько человек, но забыла сообщить нам их адреса и имена. А спустя некоторое время она написала Анжеле гневное письмо, в котором ругала ее за то, что те люди не получили приглашений.
— Что нам делать? — задумчиво проговорила Анжела. Я стояла перед зеркалом и укладывала волосы.
— Пошли маме телеграмму, а потом позвони или отправь «молнию» ее знакомым.
— Отличная мысль! — одобрительно воскликнула Анжела. — Сейчас дам указания мисс Дженкинс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83