дом должны были купить мы. Ведь он принадлежал семейству Морроу целых пять веков!— Боюсь, сельская жизнь очень скоро наскучила бы вам, — ответил Роберт.— Ах, но мы бы и не стали здесь жить круглый год! — возразила Луиза.И тут дамы покинули столовую — обед подошел к концу. Роберт передал гостям графин с портвейном. У него вконец испортилось настроение. Он заметил, как Синтия, поднимаясь из-за стола, многозначительно взглянула на Питера, и он ей ответил таким же заговорщическим взглядом. Никогда еще, думалось ему, не выглядела она столь прелестной.В гостиной Луиза уселась рядом с Синтией на крытом парчой диване.— Боюсь, вы пережили шок, увидев снова моего мужа, — с вызовом произнесла Луиза.Синтия спокойно встретила ее взгляд.— Это было удивительной неожиданностью! — ответила она. — Мистер Шелфорд не говорил мне, что здесь будет Питер.— Не предупредил о таком сюрпризе? А как, по-вашему, Питер изменился?— Нет, он совсем такой, как прежде, — произнесла Синтия.При всем желании сохранять выдержку, болтать о мелочах, вспоминать их с Питером юность она сознавала, что ей это вряд ли под силу.— Он славный, — сказала Луиза, как о ком-то совершенно постороннем. — Очень славный! Но я ведь всегда знала: лучшие мужья на свете — англичане.— Вы счастливы?В вопросе, помимо ее воли, проскользнули грустные нотки.— Очень! — самодовольно сообщила Луиза. — Надеюсь, у вас не возникает неприятного чувства от моих слов. Питер мне рассказывал о вашей помолвке, но ведь вы были тогда совсем детьми. К тому же вы ведь родственники?— Да, двоюродные брат и сестра, — думая о другом, кивнула Синтия. — Извините, ради бога, я выйду на минуту — забыла носовой платок в кармане пальто, вечная моя рассеянность.Синтия вышла из гостиной в холл, но не за платком, конечно. Она направилась в библиотеку, свою самую любимую комнату, зажгла свет и села в низкое кресло у письменного стола, где когда-то так любил сидеть отец.Она закрыла глаза, и время словно отбросило ее назад. Ей ясно вспомнилось, как она ребенком часто сидела здесь с книгой — всеми любимое дитя, не знающее забот и печалей. А все восторги и мучения взрослой жизни еще так далеко впереди.«Вы ведь были тогда совсем еще детьми!» — Луиза сказала это таким небрежным, делано дружелюбным тоном!Вот, оказывается, чем их любовь была для Питера! Из-за чего же она так страдала долгие годы, мучилась, тосковала? Как странно видеть любимого друга детства, юности, а теперь чужого мужа, вспоминать, какую власть он имел над ее жизнью, как много для нее значил, как все без него стало вдруг пусто и бессмысленно: ведь Питер — самый обычный мужчина, таких не счесть. За обедом она сначала не прислушивалась к разговору — просто слушала его голос, стараясь узнать в нем голос человека, сказавшего когда-то: «Я люблю тебя».А потом она вдруг поняла, как мало у них теперь общего. Он говорил о местах, где она не бывала, о людях, которых она не знает, о впечатлениях, которые она не может разделить. И все время ей хотелось крикнуть: «Разве ты не помнишь? Неужели ты забыл?..Для Синтии полной смысла была их прежняя жизнь — игры, затеи, веселье, забавные приключения, а Питер толкует о яхтах, скачках, личных самолетах и ночных клубах Нью-Йорка, Что она знает о них?«Помнит ли он, — думала Синтия, — запах клевера на лугу? Вспоминает ли, как они, взявшись за руки, гуляли в роще, а кругом ворковали голуби?» Она будто снова чувствует тонкий аромат персиков в оранжерее — они тайком рвали персики, и Питер ее поцеловал…Синтии вдруг показалось, будто она листает альбом с пожелтевшими фотографиями давно ушедших дней.Гордо вскинув голову, она встала. Она должна вернуться и быть среди них! Надо пройти через это! И виду не показать, что она в смятении и сбита с толку собственными чувствами.Она вышла в холл. Мужчины возвращались по коридору из столовой, отступать было некуда. Питер, отделившись от остальных, приблизился к ней и взял под руку.— Нам очень о многом надо поговорить, правда, Синтия? — шепнул он.Она не успела ответить, как в открытой двери гостиной появилась Луиза.— А, вот и ты, Питер, — сказала она. — Поднимись в спальню и принеси соболью накидку, становится прохладно.Питер отпустил руку Синтии.— Да, дорогая, — отозвался он послушно.Синтия взглянула на Луизу, и ей показалось, будто в красивых темных глазах мелькнуло подозрение. Неужели ревнует?«И все же, — с неодобрением подумала Синтия, — могла бы хоть добавить „пожалуйста“.Все перешли в гостиную. На другом конце был отвернут ковер, и Микаэла со своими юными друзьями затеяла танцы под радиолу. Роберт принес Синтии чашку кофе.— Черный, как дьявол, сладостный, как любовь, жаркий, как ад, — процитировал он.Она, не поднимая глаз, взяла чашку.— Вы сердитесь на меня? — тихо спросил он.— Очень! — ответила она неуверенно.— Я думал, вы обрадуетесь…Синтия взглянула на него с укоризной:— Ничего подобного вы не думали! Не знаю, зачем вы сюда вызвали Питера, но только не с целью порадовать меня!Роберт не успел ответить — кто-то его позвал, и он отошел к гостям.С этой минуты Синтии казалось, что вечер тянется медленно, словно в страшном сне. Она видела, как Питер принес соболью накидку и заботливо укутал плечи Луизы, слышала, как Луиза потребовала сигарету и Питер бросился выполнять требование с раболепным усердием и рвением.А из прежней, далекой жизни слышалось: «Сбегай за молотком, Синтия!», «Сбегай за поводком, а я подержу собаку!», «Поторапливайся, Синтия, я не собираюсь тратить здесь целый день!..»Она тогда прислуживала Питеру, выполняла его поручения, ведь Питер был мальчик, она — девчонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60