на полу лежал обюссонский ковер.
— Так вот где вы спрятали ваши сокровища! — воскликнула Грэйния.
— Здесь они, по крайней мере, в безопасности, — сказал на это Бофор.
— Я очень, очень рада, что вам удалось увезти их.
Грэйния собиралась получше рассмотреть картины и фарфор, но граф вдруг произнес каким-то необычным голосом:
— Грэйния, я хочу поговорить с вами, прошу вас выслушать меня.
Она взглянула на него вопросительно, и он продолжал:
— Вы просили меня о защите, и я хочу обеспечить ее вам. Я немедленно пошлю за женщиной, которая присматривала за домом в мое отсутствие, и попрошу ее ночевать здесь.
— Но зачем? — удивилась Грэйния. — И… где же будете вы?
— Вам должно быть совершенно ясно, что мне не стоит оставаться с вами в доме, — ответил граф. — Я ночую на корабле вместе со своей командой, а вам совершенно нечего бояться.
Грэйния промолчала, и граф заговорил снова:
— Вероятно, мне не надо и напоминать вам, что вам следует играть роль француженки постоянно, то есть говорить только по-французски, думать по-французски… словом, быть француженкой во всех отношениях.
— Я постараюсь, — негромко проговорила Грэйния, — но я думала, что раз уж мы здесь, то можем быть… вместе.
В голосе ее прозвучала почти что мольба, но, к ее удивлению, граф отвернулся и не смотрел на нее; Грэйния поняла, что он ответит отказом.
В эту самую минуту возле дома послышался чей-то крик, потом громкие поспешные шаги на веранде, и в комнату буквально ворвался Жан.
— Vite… Vite! Monsieur! — задыхаясь, прерывисто заговорил он. — Un bateau en vue!
Он показал в сторону моря.
— Оставайтесь здесь! — коротко бросил Грэйнии граф и выбежал из комнаты, закрыв за собой дверь.
Грэйния бросилась к окну и увидела, как он бежит по камням следом за Жаном.
Скоро он исчез из виду, но Грэйния все стояла у окна, напуганная неведомой опасностью; ей хотелось быть вместе с Бофором и не оставаться одной.
Она понимала, что любой появившийся в пределах видимости корабль может означать угрозу; она помнила, как по пути на Сен-Мартен граф приказывал немедленно менять курс, едва вдали показывались чьи-то паруса.
Возможно, корабль графа был замечен, когда входил в бухту? Или же появился английский военный корабль с целью захватить остров?
Граф и его друзья были совершенно уверены, что такого не случится, но ведь англичане могли переменить намерение и пожелать добавить Сен-Мартен к своим владениям.
Все это было очень тревожно, и Грэйния долго еще смотрела в окно, надеясь увидеть либо корабль графа, либо тот, о котором предупреждал Жан, но синий горизонт оставался пустым.
Начало смеркаться, солнце клонилось к закату, наступал вечер.
Грэйнии хотелось выйти и подняться на скалы, чтобы вглядеться вдаль, пока это еще возможно, но граф велел ей оставаться на месте, и она подчинялась — потому что любила его.
Немного погодя она стала, было осматривать дом, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме мысли, что Бофор, вероятно, в опасности.
Медленно поднялась она по лестнице и обнаружила большую спальню, которая явно принадлежала Бофору, и еще несколько других.
Все они были великолепно обставлены, а в спальне графа стояла восхитительная французская кровать с занавесками, ниспадавшими с золотого кольца на потолке.
Кровать Бофор, разумеется, привез с Мартиники, так же как и чудесный туалетный столик, который скорее подошел бы женщине, чем мужчине.
По обеим сторонам постели стояли небольшие комоды, изготовленные, как решила Грэйния, руками выдающихся французских мастеров; на стене висела картина кисти Буше.
Все было так красиво… «Комната для любви», — подумала Грэйния и покраснела при этой мысли.
Она все ходила и ходила по дому, спустилась вниз и добралась до маленькой столовой, увешанной, как и гостиная, портретами предков; рядом располагалась кухня, которая, по мнению Грэйнии, привела бы Анри в восторг.
Нашла она и небольшую библиотеку, сплошь уставленную книжными шкафами, и обрадовалась, что ей, по крайней мере, будет что почитать.
Но сейчас чтение вовсе не шло ей на ум. Хотелось одного — быть вместе с Бофором, и, спохватившись, что она так надолго ушла со своего наблюдательного пункта, Грэйния снова вернулась к окну.
Солнце садилось во всем своем великолепии, но как только последний алый луч скользнул по морю и исчез, быстро наступила ночь.
Одна за другой появились на небе звезды, выплыл молодой месяц, но Грэйнии казалось, что она окружена беспросветной тьмой отчаяния, что никогда больше она не увидит Бофора.
Что, если он отплыл в море навстречу вражескому кораблю, и завязалась битва? Что, если он побежден и утонул или попал в плен?
Грэйния не представляла, что будет с ней, если она его больше не увидит.
Слезы подступали при одной мысли о его гибели… Ей тогда уже никто и ничто не поможет.
Все ее вещи остались на корабле, у нее теперь нет ни денег, ни одежды, вообще ничего, но это пустое по сравнению с тем, что она могла потерять Бофора.
Сердце ныло тяжко и почти непереносимо.
Глазам стало больно вглядываться в темноту ночи; Грэйния подошла к креслу и села.
Опустив голову на руки, она то ли молилась, то ли просто безмерно страдала, словно маленькое животное, попавшее в западню.
«Верни его мне… Господи, верни его!» — твердила она.
Тьма наступала на нее со всех сторон, душила, превращала в ничто!
Она не могла больше терпеть, она должна спуститься к бухте и поискать его… Но тут дверь отворилась, и он явился.
Грэйния бросилась к Бофору, обняла его за шею, прижалась к нему и расплакалась. Захлебываясь слезами, она с трудом выговаривала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38