Какой замечательный, просто замечательный человек твой отец!
— У меня есть вполне приличные платья, — сказала Оделла, — которые я купила во Флоренции.
Графиня презрительно засмеялась.
— Флоренция! В Лондоне продаются платья от парижских портных, и когда ты увидишь их, то поймешь, что нет ничего, что может сравниться с французским шиком и той элегантностью, которой нет равной во всем мире!
Оделла не спорила. Она просто слушала. От одной только мысли о том, что она будет заточена в Лондоне до окончания сезона, сердце сжималось от тоски и на глаза наворачивались слезы.
Она всей душой желала уехать в Шэлфорд-Холл, который был расположен в самой красивой части Оксфордшира.
Всю дорогу из Флоренции она думала о белых, фиолетовых и желтых крокусах под раскидистыми дубами, вспоминала о подснежниках и фиалках в изумрудной траве и золотистой калужнице по берегу озера.
— Нам надо спешить, — говорила меж тем графиня. — В Девоншир-Хаус на следующей неделе будет бал — и ты должна появиться в чем-то поистине сногсшибательном!
Она улыбнулась Оделле и продолжила:
— Кроме того, я слышала, что твой отец намеревается поговорить с принцем Уэльским, чтобы тебя включили в число приглашенных на бал, который будет дан в Мальборо-Хауз. — Графиня многозначительно помолчала. — Тебе повезло, просто невероятно повезло, что твой отец — такой известный и выдающийся человек! Дебютантки никогда не приглашаются в Мальборо-Хаус.
Оделла думала о Стрекозе.
Она размышляла, как вырваться в Шэлфорд хотя бы на полдня, чтобы увидеть ее.
Оделла хотела сама убедиться, что Стрекоза так же великолепна, как и до ее отъезда.
Она получила Стрекозу еще жеребенком и сама ее обучала.
Стрекоза прибегала, когда Оделла звала ее, и тыкалась мордой ей в шею, показывая свою любовь.
Стрекоза брала барьеры, которые конюхи считали для нее слишком высокими, просто чтобы продемонстрировать, что она это может.
Графиня продолжала рассуждать о цветах, в которые нужно одеть Оделлу, и о фасонах, которые должны произвести фурор на любом балу.
— Слава Богу, — говорила она, — что сейчас в моде турнюры, а не кринолины. С турнюром, Оделла, ты будешь выглядеть великолепно. — Она улыбнулась. — Как замечательно, когда деньги перестают быть целью! — Последнюю фразу леди Дин произнесла так горячо, что Оделла посмотрела на нее с удивлением.
— Я уверена, что папа не одобрил бы излишней экстравагантности, — осторожно заметила она.
Повисло молчание. Наконец графиня ответила:
— Твой отец сам сообщит тебе свое мнение на этот счет!
Тон, которым это было произнесено, дал Оделле понять, что отец собирается поговорить с ней о чем-то важном.
Она терялась в догадках, что бы это могло быть.
Вечером граф вернулся из Палаты лордов — и искренне обрадовался, увидев Оделлу.
Он обнял ее и прижал к груди со словами:
— Я так скучал по тебе, дочка!
Изучающе посмотрев на нее, он добавил — негромко, словно говорил сам с собой:
— Ты так похожа на мать — она была точно такой же, когда я женился на ней.
В его голосе проскользнула нотка горечи, и Оделла поняла, что отец до сих пор не может ее забыть.
— Вы не могли сказать ничего, папенька, — тихо отвечала она, — что обрадовало бы меня больше. Если бы я была хотя бы вполовину красива, как мама, я была бы счастлива!
— Ты очень красива, моя дорогая, — сказал граф. — Или, быть может, более точное слово — «прекрасна»?
Они были в его кабинете, и Оделле показалось, что он покосился на дверь, прежде чем добавить:
— На свете нет и не будет другой такой женщины, как твоя мать, и ты никогда не должна забывать ее!
— Разве могу я ее забыть! — воскликнула Оделла. — Я думаю о ней каждый день, и когда молюсь за нее, то чувствую, что она рядом.
Граф обнял ее за плечи.
— Я совершенно уверен, что так оно и . есть! — сказал он тихо. В этот момент в кабинет вошла графиня.
— Не правда ли, восхитительно, что наша дорогая крошка Оделла снова дома, с нами? А сейчас вам следует поторопиться и переодеться к обеду, иначе оба вы опоздаете!
— Я надеюсь, сегодня вечером у нас не будет гостей? — спросил граф.
По его тону Оделла поняла, что на Гросвенор-сквер чуть ли не ежедневно бывали какие-нибудь гости и время от времени ему это надоедало.
Графиня нежно взяла мужа под руку.
— Как могли вы подумать, дражайший Артур, что я способна испортить Оделле первый вечер в родном доме обществом незнакомых людей!
Она на мгновение замолчала, прежде чем продолжить:
— Я хочу услышать, чему она научилась, и знаю, что, когда обед закончится, вам предстоит сказать ей что-то особенное.
Граф нахмурился, как будто она допустила бестактность. Графиня двинулась к двери, сказав на прощание:
— Пойдем, Оделла. Ты должна постараться хорошо выглядеть ради твоего отца, и никто не знает лучше, чем он, насколько важны для девушки изысканность манер и хорошая осанка, которые тебе должны были привить в пансионе.
Они обедали за столом, который был достаточно велик, чтобы за ним разместилось человек тридцать.
Стол был украшен золотыми канделябрами, которые мать Оделлы использовала лишь в исключительных случаях.
Кроме того, на столе стоял большой букет орхидей, а цветы, которые украшали гостиную, где они встретились перед обедом, стоили, как подумала Оделла, целое состояние.
К обеду Оделла надела очаровательное платье, которое она привезла из Флоренции.
Портниха уверяла ее, что оно скопировано с французской модели.
Поймав на себе оценивающий взгляд своей мачехи, Оделла по глазам поняла, что она поражена и поэтому злится.
Впрочем, несмотря на это, леди Дин сказала своим обычным сладеньким тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36