— Ты вернешься домой, когда этого захочу я, — ответил мистер Каддингтон. — И наш дом будет совсем не похож на тот жалкий, убогий домишко, который ты сейчас оставила. Понимаешь? Я буду самым важным человеком в Британии! Я буду наместником Бонапарта, и, как это обычно бывает, он наградит меня титулом, может быть, даже сделает королем. — В голосе его звучало торжество. — Но, как бы то ни было, — добавил Каддингтон, — у меня будет власть — власть над людьми, которые меня презирали, над людьми, которые смеялись надо мной, считая меня гениальным, но недостойным сидеть с ними за одним столом.
— Значит… вы… предатель?!! — бросила ему в лицо Сильвина.
— Да, предатель! — гордо подтвердил тот, — и разоблачить меня они не смогли. Теперь скоро, очень скоро, — может, уже завтра, — они на горе себе узнают, что я не тот человек, кем можно пренебрегать и над кем издеваться.
— Могу только надеяться, что вы получите по заслугам, — с горечью сказала девушка. — Но по крайней мере не вовлекайте меня в ваше предательство. Я англичанка и горжусь этим. Мой отец всю жизнь служил стране, мой брат был в армии. Неужели вы думаете, что я могу смотреть на вас без отвращения, без презрения к вам и тому, что вы делаете?
Злобно рассмеявшись, мистер Каддингтон протянул к ней руки.
Сильвина попыталась забиться в угол экипажа, но они сидели слишком близко друг от друга, а то, что экипаж раскачивался из-за быстрой езды, мешало ей вывернуться из обхвативших ее рук; кроме того, девушке мешал накинутый на плечи плащ. Как она ни изворачивалась, ее спутник притянул ее к себе, смеясь над ее попытками высвободиться.
— Так ты все еще презираешь меня! — воскликнул он. — Ну, что ж, по крайней мере не скоро мне наскучишь. Но я тебя укрощу. Как я сказал тебе той ночью, я сумею сделать тебя покорной и услужливой, сломаю твою гордость.
— Отпустите… меня! — взмолилась Сильвина. Ей было так страшно, как никогда в жизни.
Каддингтон понял, что она имеет в виду нечто более значимое, чем то, что он обнимает ее.
— Ты поедешь со мной во Францию, — ухмыляясь, заявил он. — Но мы поженимся не там. Жители Британии любят свадьбы почти не меньше коронаций.
— Неужели вы действительно думаете, что я… выйду за вас замуж?.. За человека, предавшего свою страну, свой народ? — с горечью спросила Сильвина.
— Думаю, что после сегодняшней ночи у тебя не будет выбора, — ответил Каддингтон.
Во взгляде, устремленном на девушку, читалась похоть, и она отпрянула как можно дальше. Взяв ее пальцами за подбородок, бывший помощник министра силой повернул ее лицо к себе.
— Такая маленькая, беспомощная, и все столь же соблазнительная, — сказал он.
От похоти, слышавшейся в его голосе, Сильвину затошнило. А потом его толстые губы, горячие и безжалостные, прижались к ее рту, и ей показалось — еще немного, и она умрет от унижения.
Он целовал ее грубо, жестоко, пока она не начала задыхаться. Ей казалось — он тянет ее вниз, в темное, тенистое болото разврата, от грязи которого ей уже никогда не очиститься. Каддингтон, не отрываясь от ее губ, просунул руку ей под плащ и грубо схватил за грудь, порвав при этом тонкую материю газового платья. Девушка отчаянно сопротивлялась, хотя и понимала, что это бесполезно.
Когда он наконец оторвался от ее губ, она была почти без сознания. Глядя в ее помертвевшее от ужаса личико, Каддингтон ухмыльнулся.
— Ну, вот видишь, как ты беспомощна, — издевался он. — Неужели ты и вправду думала, что сможешь противиться мне? Но придет время — и ты будешь восхищаться мною и благоговеть, видя, чего я достиг.
— Вы… мне… отвратительны, — еле выговорила Сильвина дрожащими губами.
Негодяй расхохотался и хотел снова поцеловать ее, но что-то заставило его взглянуть назад, поверх откинутого верха экипажа; и тут он отпустил девушку, стремительно разжав объятия, и пробормотал едва слышно:
— Не может быть… Слишком рано, они не могли ничего обнаружить.
— Что это? — спросила Сильвина: в ее душе внезапно замерцал слабый луч надежды.
Повернувшись, тот зарычал на нее как загнанный зверь:
— Маркиз приходил к вам сегодня утром? Кто-нибудь мог узнать, что мы вместе уехали из Лондона?
— Нет… нет, я… не думаю, — отвечала Сильвина, но глаза ее засветились.
Когда мистер Каддингтон отвернулся от нее, девушка приподнялась на сиденье, чтобы посмотреть назад, и увидела то, о чем молилась без надежды на милость Бога: всадника, настигающего их в тучах пыли, человека, которого она сразу же узнала по широким плечам, сдвинутой на бок шляпе и великолепной посадке.
— Это маркиз! — воскликнула она невольно.
— Да, маркиз, — мрачно подтвердил Каддингтон, — и он один.
Сильвина вдруг заметила, что тот достал из кармана пистолет и взводит курок.
— Что вы… собираетесь делать?! — в отчаянии воскликнула она, все сразу поняв.
— Убить его, — ответил Каддингтон. — Он просто получит по заслугам раньше других.
— Но вы не можете… не можете так хладнокровно… убить человека, — воскликнула она.
— Тебе так важно, будет он жить или нет? — спросил мистер Каддингтон. — Я этого не думал, но, видимо, я ошибся. Если мои подозрения верны, забавно будет обнимать тебя сегодня ночью голую и знать, что ты горюешь по этому выродку-аристократу, лежащему в пыли и крови на проезжей дороге.
— Я всегда знала, что вы… подлый и злой, — прошептала Сильвина. — Я поняла это, как только увидела вас… А теперь я знаю, что вы еще хуже… вы… вы просто дьявол…
И тогда в ужасе, охватившем ее сердце подобно щупальцам спрута, она вспомнила, что, пытаясь заглянуть в будущее маркиза, видела там и опасность, подстерегающую его, и пролитую кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63