— Так это в России ты научилась так хорошо ездить верхом?
— Я и в Венгрии ездила на лошадях, — ответила Надя, — но на этом моя история не заканчивается.
— Я слушаю тебя, моя милая, моя прекрасная.
— Никогда не забуду, как счастливы мы были у нас дома. Однако отец тяжело переживал убийство Александра Второго террористами тринадцать лет назад и то, что его сын, вступивший на престол, пересмотрел все реформы, проводившиеся до того в стране, и провел так называемые «контрреформы».
Уоррен напряженно слушал.
— Первое, что сделал новый император, — это разорвал подписанный манифест о введении ограниченной формы представительного государственного управления в России. Идея о представительном управлении была очень близка сердцу папы. А вскоре стало очевидно, что Александр Третий преисполнен решимости вернуть в Россию суровые порядки, которые начал упразднять его отец.
Затем Надя произнесла трогательным шепотом:
— Хуже всего было то, что он твердо вознамерился покончить с евреями.
Уоррен слышал об этом раньше — тогда все в Англии осуждали эту акцию русского царя.
Но вслух ничего не сказал.
Между тем печальная история еще не была закончена.
— Новый царь издал распоряжение, по которому одну треть евреев следовало истребить, одну треть ассимилировать и одну треть изгнать из страны.
Надя тяжко вздохнула.
— Тебе не составит труда понять: так как имение отца находилось вблизи границы, многие из тех, кого казаки гнали под конвоем закованными в цепи, морили голодом и стегали бичами, выпроваживая через границу в Западную Европу, проходили по нашему имению.
Она изо всех сил старалась сдерживать слезы.
— Мама плакала по ночам, потому что видела их страдания, а папа помогал, чем мог, веля своим крестьянам и челяди передавать евреям еду и иногда украдкой немного денег, чтобы казаки не заметили.
— И что же случилось потом? — спросил Уоррен.
— Среди друзей отца был блестящий хирург, очень знаменитый. Он в свое время делал операции папе и многим его приятелям. Однажды он появился у нас в барском особняке и сказал, что ему грозит арест, завтра его должны схватить и отправить в Санкт-Петербург с целью дознания.
Уоррен вопросительно взглянул на нее, и Надя очень тихо пояснила:
— Это означало пытки, а затем медленную, мучительную смерть.
— И твой отец спас его?
— Папа нелегально переправил его вместе с женой в Венгрию и дал ему достаточную сумму, чтобы он мог начать новую жизнь в Европе.
Надя опустила глаза.
— Но, как и следовало ожидать, кто-то донес царю о поступке отца. Тот страшно разгневался на него за организацию побега столь известной личности.
Уоррен начинал догадываться, что произошло впоследствии.
— По правде говоря, царевич Николай, тихий, спокойный, чрезвычайно слабовольный молодой человек, который всегда очень хорошо относился к папе, нашел в себе мужество послать одного из своих доверенных слуг к отцу с предупреждением о нависшей над ним опасности.
— Это был смелый поступок! — воскликнул Уоррен.
— Очень смелый, потому что царевич панически боялся своего отца. Так или иначе, как только папа получил это предупреждение, он спешно переправил меня и маму через границу, зная, что его арест и этапирование в Санкт-Петербург — вопрос нескольких дней, возможно, даже нескольких часов.
— Он не уехал вместе с вами?
— Мы уговаривали его, однако он был непреклонен. «Я не собираюсь бежать из родной страны! — заявил он. — Не верю, что царь осмелится казнить меня за доброту, проявленную к старому другу».
— Но ведь он погиб?
— Его умертвили, однако весть об этом мы получили, лишь когда узнали, что царь велел маму и меня вернуть в Россию и предать суду за помощь врагам нашей страны, то есть евреям!
— Так вот почему вы скрывались!
— Мы вынуждены были скрываться, чтобы не разделить участь отца.
Голос девушки надломился, и Уоррен крепко прижал ее к себе.
— Расскажешь мне в другой раз, если тебе это причиняет боль, — ласково сказал он.
— Нет, нет! — возразила она. — Я хочу досказать, я и раньше хотела открыться тебе, но мне было слишком страшно.
Уоррен поцеловал ее в лоб, и она продолжала с решимостью, достойной восхищения:
— После этого вся наша жизнь превратилась в кошмар. Мы остановились в Венгрии у друзей, но, конечно, не могли допустить, чтобы они оказались вовлеченными в наши невзгоды. Тогда мы сочли целесообразным перебраться во Францию, а оттуда — в Англию, к родственникам мамы.
— По-моему, это было мудрое решение.
— Именно так мы и думали с самого начала, пускаясь в путь, — ответила Надя, — но вскоре поняли, что у тайной полиции, одержимой жаждой мести, не в обычае признавать свое поражение. Нас преследовали чуть ли не по пятам по всей Венгрии и мелким германским княжествам» а потом во Франции.
Она слегка всхлипнула.
— Трудно упомнить все подробности, но это было ужасно. Мы лишь знали — русские тайные агенты, выслеживавшие нас, полны решимости не дать нам ускользнуть, а мы старались, чтобы наши неприятности затрагивали как можно меньше людей.
Она помолчала немного и вновь продолжала свой рассказ:
— Тем не менее все были к нам очень добры, и мы перебирались от одних друзей к другим. Но деньги таяли, поэтому нам пришлось продать драгоценности, которые мама захватила с собой. Это было опасно — преследующие нас агенты русской охранки узнали драгоценности в ювелирных лавках и сообразили, что мы опережаем их всего на несколько дней.
— Значит, когда вы наконец добрались до Парижа, у вас уже почти ничего не осталось, — заключил Уоррен.
— Только одежда, что была на нас, и немного франков, которых хватило, чтобы снять мансарду в грязном, убогом доходном доме;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42