Действительно, будь его воля, он предпочел бы умереть в бою или в результате несчастного случая, нежели превращаться в живое тело, дышащее, но лишенное способности мыслить.
Переборов гнетущее впечатление от похорон, Уоррен попытался улыбнуться.
— Ну а теперь расскажи, что у тебя запланировано на сегодняшний вечер, хотя кажется просто невероятным, что мы остались одни. После отъезда семейства эта тишина в комнатах представляется прямо-таки жуткой.
Он также вдруг с некоторой тревогой осознал, что большой дом теперь принадлежит ему и все ожидают от него разного рода перемен, даже, вероятно, новых ограничений, касающихся распорядка жизни в поместье.
Уоррен уже решил действовать не торопясь, чтобы всем дать возможность привыкнуть к новому.
Старые слуги заматерели в своих привычках, а поскольку мистер Грейшотт управлял и жизнь текла размеренно, Уоррен не хотел поднимать рябь на поверхности спокойного моря.
— Наилучшим будет, по моему мнению, — ответила ему леди Вуд, — если ты пообедаешь здесь с Надей или она пообедает у тебя. Что же касается меня, то я собираюсь лечь спать.
— Ты не переутомилась, мама? — поспешно спросил Уоррен.
— Нет, мой дорогой, но я терпеть не могу похорон, к тому же весьма трудно общаться с таким количеством родственников одновременно!
Надя рассмеялась, и ее смех прозвучал очень мило.
— Наверное, все бы выглядели более приятно, если б не были одеты в черное, — сказала она. — Мой отец всегда утверждал, что этот мрачный вид идет только мрачным людям.
Она встретилась взглядом с Уорреном, и оба поняли, что имеют в виду фразу, сказанную мадам Блан: «Женщины в трауре напоминают черных ворон».
— Учитывая, что у поваров было много работы, ведь пришлось готовить на столько персон, — ответил Уоррен, — я, пожалуй, буду обедать здесь, мама.
— Очень хорошо, мой драгоценный. Я буду наверху, но не сомневаюсь, Надя может не опасаться злоязычных толков.
— Она уже дала слугам достаточно тем для обсуждения на данный момент, — сообщил Уоррен.
У него потемнели глаза, когда он подумал, что то же самое можно с полным правом сказать и о Магнолии.
Это казалось невероятным, но она пришла на похороны даже после того, как он выдворил ее из своего дома, уверенный, что она вернется в Лондон.
Вопреки всяким ожиданиям Магнолия появилась в церкви через западную дверь, когда все уже заняли свои места на скамьях перед началом заупокойной службы.
Один из служителей поспешил ей навстречу, и, поскольку Уоррен не отдавал никаких распоряжений насчет Магнолии, провел ее по проходу и помог усесться на переполненную фамильную скамью как раз за спиной Уоррена.
Явно намереваясь произвести сенсацию, она оделась так, что ни одна женщина, равно как к мужчина, участвовавшие в церемонии похорон, были не в силах оторвать от нее взгляд.
Ее платье было столь же элегантно, как и то, что она носила накануне, но при этом более изысканного фасона.
Тем не менее оно подчеркивало ее фигуру на тот же фривольный лад, а длинная вуаль, ниспадавшая с маленькой шляпки и закрывавшая лицо, более приличествовала вдове, чем просто скорбящей родственнице или знакомой.
Уоррен тотчас же понял, что в этом одеяний она присутствовала на похоронах Реймонда и произвела тогда не меньшую сенсацию.
Как только она расположилась позади него, он уловил аромат ее духов, и у него закралось подозрение: она хочет, чтобы он заметил ее.
В течение всей службы он чувствовал, как ее взгляд сверлит его спину, и хотя он пытался не обращать внимания на ее присутствие, это было довольно трудно.
Из церкви гроб понесли солдаты территориальных войск графства, в которых в свое время покойный маркиз служил бригадиром.
Уоррен шел следом и безошибочно чувствовал, что Магнолия проложила себе путь в первый ряд участников траурного шествия.
Он также знал, что в руке у нее маленький букет орхидей.
Когда гроб опустили в могилу, она театрально бросила цветы на крышку.
Потом она закрыла глаза ладонями и пошатнулась, словно была на грани обморока.
Так как она стояла неподалеку от него, Уоррен инстинктивно протянул руку, чтобы не дать ей упасть в могилу.
Он поддержал ее и отвел в сторону, при этом догадываясь, что, хотя ее глаза закрыты, на губах играет легкая улыбка, — все это не более чем актерская игра.
Ему оставалось лишь как можно быстрее вверить ее попечению какого-то родственника.
Уоррен был вне себя от ярости: она не отказала себе в удовольствии разыграть сцену, которая еще более обогатится красками в пересказах сплетников.
Он также был уверен, что отчеты об этом происшествии появятся в местных газетах.
Став свидетелем такого скандального поведения, он ничуть не удивился, когда по возвращении всех в дом обнаружил, что Магнолия устроена в мягкое кресло, а вокруг нее хлопочет горничная с нюхательными солями.
Он не сделал попытки поговорить с ней в отличие от других членов семейства, которым она тихим, но ясным голосом изливала свою скорбь по поводу смерти маркиза.
— Он был так добр ко мне, — донеслось до Уоррена, — и я буду тосковать не только по нему, но и по его дому. У меня такое чувство, что это и мой дом тоже, и я не могу свыкнуться с мыслью, что потеряла его!
В ее голосе послышалось очень убедительное негромкое рыдание, когда она произнесла последние слова.
Уоррену показалось, хотя это могло быть всего лишь игрой воображения, будто кое-кто из его родственников посмотрел на него так, словно предполагал, что он, Уоррен, знает, как разрешить эту проблему.
Только после завтрака, когда она удалилась, видимо, довольная тем, что привлекла к себе максимум возможного внимания, причем добрая половина из присутствующих мужчин пошли провожать ее до парадного входа, Уоррен смог вздохнуть спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42