Помолчав, она добавила:— Может быть, мне следует постричься в монахини. По крайней мере это избавит меня от преследований и гонений, которым я подвергалась в последние годы.— Я удивляюсь вашему малодушию.Ола выпрямилась в кресле, точно маркиз уколол ее не только своими словами, но и, как ей показалось, презрительным высокомерием, которое она услышала в его голосе.— Вам хорошо говорить, — ответила она. — Вы не имеете представления, что чувствуешь, когда тебя шлепают и щиплют, а порой и бьют, когда у мачехи в руках оказывается хлыст.Она глубоко вдохнула, прежде чем продолжить:— Слугам не разрешалось принимать от меня заказы или приносить мне еду, когда она наказывала меня голодом. Когда же в доме были гости, меня отсылали в мою спальню, а если приходили мамины прежние друзья, то меня запирали, чтобы я не могла пожаловаться им.Ола печально вздохнула.— Я пыталась сопротивляться ей, я два года пыталась отстаивать свои права, и теперь единственный способ сохранить свой рассудок — это бежать от нее.— Итак, вы решили уехать во Францию, — сказал маркиз. — А как тут вмешался ваш сопровождающий?Он увидел, как сжались губы Ольг, и совершенно другим голосом она ответила:— Он повел себя самым презренным и подлым образом!Я не могла поверить, что мужчина может проявить столько неблагородства и предательства!— Что же он сделал?— Он — мой кузен, но я всегда думала, что, несмотря на свой возраст, он доброжелательно относится ко мне. Когда он приехал погостить к мачехе, которой, как я думала, он нравится, я оставила в его спальне записку с просьбой встретиться со мной наедине, и он согласился, Она взглянула на маркиза и, убедившись, что он слушает, продолжала:— Он дал знать об этом кивком головы, когда спускался к ужину. Когда меня пораньше отослали в спальню, чтобы мачеха могла побеседовать с ним, мне удалось перебраться с моего балкона к нему в соседнюю комнату. Это было опасно, но я справилась.— Он удивился?— Он знал, что я приду, но ему не было известно, что меня запирали на ночь в моей комнате.Маркиз был явно удивлен, и Ола с едким сарказмом сказала:— Это делалось для того, чтобы я не могла узнать намерений мачехи, когда у нее гостили друзья. Напрасно она так беспокоилась и хлопотала. Меня вовсе не интересовали ее дела. Я лишь… ненавидела ее!— Судя по цвету ваших волос, вы чрезмерно эмоциональны! — заметил маркиз.— Еще одно слово о моих волосах от вас или от кого-либо еще, — отрезала Ола, — и я либо состригу их, либо перекрашу!Она была похожа на маленького тигренка, рычащего на него, и маркиз невольно рассмеялся.— Извиняюсь, мисс Милфорд. Продолжайте ваш рассказ.— Я поведала Жилю… так зовут моего кузена… о моем .затруднительном положении… и, к моей радости, он сказал, что возьмет меня в Париж и доставит в монастырь, куда я хотела попасть.— И вы поверили ему?— Я заставила его поклясться всем святым для него, что он не выдаст меня мачехе. И он добросовестно выполнял мой план.— Так что же произошло? — спросил маркиз.— Он уехал от мачехи вчера, но вместо того, чтобы отправиться в Лондон, как он сказал ей, он остановился в почтовой гостинице недалеко от нашего дома.Ола тихо вздохнула.— Мне пришлось довериться ему. Не было никого другого, кто взялся бы помочь мне.— И что же дальше?— Я выскользнула из дома на рассвете, подкупив заранее одного из садовников, который всегда был привязан к папе, чтобы он вошел в дом до того, как поднимется прислуга, и забрал чемодан, который я упаковала и оставила в моей спальне!На ее губах появилась улыбка, когда она продолжала:— Все оказалось легче, чем я ожидала, потому что, когда я спустилась по лестнице, чтобы впустить его, там никого не было, вопреки моим опасениям.— Ни сторожа, ни дежурного лакея в холле? — поинтересовался маркиз.— Они все были на другой стороне дома.— Итак, вы убежали со своим багажом, — сказал маркиз. — Какая женщина устоит, чтобы не позаботиться о своем внешнем виде, даже в самой отчаянной ситуации?— Я уже говорила вам, — ответила Ола, — что у меня не было денег. Было бы глупо тратить на одежду то, что я могла получить от продажи драгоценностей моей матушки.— У вас есть драгоценности?— Пожалуй, с моей стороны было неосторожным упоминать о них, когда я намерена путешествовать одна, — ответила Ола, — но они мое единственное спасение от голода!— Обещаю вам, что не выкраду их!— Я знаю, — сказала презрительно Ола. — Но я была достаточно глупа, чтобы довериться Жилю, и теперь я никогда не поверю мужчине вновь… никогда… никогда… даже вам!Маркиз не мог удержаться от улыбки, слыша злость в ее голосе. Ее глаза, которые он видел в свете огня, были зелеными и в них, казалось, сверкали проблески стали.— Мне интересно узнать, — сказал он, — что столь предосудительного совершил ваш кузен Жиль.— Он помог мне убежать и затем, на полпути до Дувра, он… сообщил мне, что… намерен… жениться на мне!Маркиз рассмеялся.— Вы должны были это предвидеть, вы же так богаты.— Но Жиль стар! Ему уже немало лет, и поскольку он всегда был холостяком, как могла я… представить, что он захочет… жениться на мне?Она подумала, что маркиз опять объяснит поведение Жиля ее деньгами, поэтому продолжила:— Жиль сказал мне: «Когда мы поженимся, я буду рад управлять вашими делами, но, поскольку я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, Ола, я буду испытывать такую же радость от женитьбы на вас».— И каков же был ваш ответ? — спросил маркиз.— Я сказала ему, что скорее умру, чем выйду за него, и что раз он предлагает мне подобное, то является предательской свиньей, Иудой, которому мне не следовало бы доверяться.— Сильные слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39