— Ты так долго отсутствовал! — тон был почти обвинительный: Вада не сумела сдержать себя.— Ты беспокоилась о себе или обо мне? — как бы шутя, поинтересовался Пьер.Вада надеялась только на то, что состояние оцепенения, которое еще не совсем прошло, не позволит ей покраснеть, но поняла, что Пьер заметил ее ревность.— Моя приятельница кого-то развлекала, — объяснил он, — и я не хотел им мешать, пока они не попрощались.— Но ты же сам говорил, что приглашать мужчину домой неприлично, — возразила Вада.Его глаза заблестели, и, положив платье на постель, он сел около девушки.— Никак не пойму, дорогая, что это — любопытство или ревность?В какое-то мгновение Ваде очень захотелось ему солгать, однако она предпочла сказать правду и, опустив глаза, прошептала:— И то и другое.Пьер легко рассмеялся. Он наклонился и нежно поцеловал девушку, слегка коснувшись ее губами.— Но для последнего чувства нет оснований. Я успокою твое любопытство, если скажу, что моя приятельница актриса и живет в мире, в котором ты, если я сумею этому помешать, никогда не будешь вращаться? — Улыбнувшись, он добавил:— Несмотря ни на что, это очень добрый человек и всегда готова помочь; она одолжила мне один из самых красивых своих нарядов.Пьер встал, взял платье и развернул его перед Вадой.— А теперь садись! — скомандовал он. Вада подчинилась, натянув простыню и прикрыв ею грудь.Пьер начал надевать на нее платье через голову, и Вада продела руки в рукава.— Не волнуйся, я помогу тебе, — сказал Пьер. Девушка наклонилась вперед, и он застегнул пуговицы на спине. Оба залюбовались пышной юбкой, лежавшей в ногах поверх одеяла.— Сейчас я помогу тебе подвинуться к краю постели, а когда сядешь, надену на твои ножки вот эти легкие туфельки, — я их тоже захватил, думаю, они должны быть тебе впору.Вада делала все, как говорил Пьер, и хотя ей еще трудно было двигаться, смогла наконец свесить с постели сначала одну свою маленькую ножку, потом другую.Пьер опустился перед ней на колени и поставил на коврик черные туфельки.— Ноги совсем не слушаются и ведут себя так, будто они не мои, — жалобно пролепетала Вада.Пьер взял в руку ее правую ступню, с нежностью глядя на маленькие прелестные пальчики с розовыми ноготками и высокий подъем. Молодой человек залюбовался изысканной формой ножки и, задержав ее в руке, сказал:— Возможно, со временем она станет моею, — и, наклонившись, поцеловал ее.Все произошло неожиданно. От прикосновения его губ Вада почувствовала, как внутри нее стало разливаться тепло.— О Пьер, мне больше нравится, когда ты целуешь меня в губы…— Мне бы хотелось целовать тебя всю, — произнес Пьер, — я хочу быть уверен, моя милая, что каждая драгоценная твоя частица принадлежит мне.Он взглянул на Ваду. При свете лампы девушка увидела в его глазах огонь — тот самый, что и в первый их вечер в этой студии. Но сейчас она все воспринимала иначе, и хотя он горел еще ярче, но страха, как прежде, она не испытывала. Такой же огонь владел и ею, стал частью ее самой, и Вада догадалась, что пламя, которое разжег в ней Пьер, — это пламя любви.Сделав над собой усилие, он отвел глаза и надел на ее ножку легкую туфельку, оказавшуюся чуть великоватой. Поцеловал другую ножку и надел на нее левую туфельку. Затем встал и улыбнулся.— А сейчас, моя дорогая, мы должны привести в порядок твою головку.Вада неуверенно подняла руки к голове: она совсем забыла, что волосы растрепались. А они рассыпались по ее плечам, переливаясь при свете лампы, как на солнце, и опускались почти до талии.— Мои шпильки и заколки! Наверное, они остались там же, где и одежда.— Об этом я не подумал, — сказал Пьер, — и не хотел бы еще раз беспокоить мою знакомую.— О нет, не надо этого делать! — взмолилась Вада.Пьер направился к комоду.— А что, если мы просто завяжем твои волосы лентой? Тебе очень пойдет.Он открыл ящик и разворошил содержимое.— Ты мне все еще не доверяешь, а у меня, как видишь, нет женских лент. Но один из моих галстуков может подойти…Пьер вернулся к постели, держа в руках черный шелковый галстук. Он подобрал волосы Вады с плеч, перетянул их галстуком и завязал сзади мягкий бант.— Ну вот, теперь ты выглядишь очень юной и привлекательной, — заметил он. — И мне бы хотелось написать твой портрет.— Ты действительно будешь меня рисовать? — переспросила Вада.— Когда-нибудь я нарисую тебя сто раз, — ответил Пьер и добавил:— Мне больше нравится, когда твои волосы распущены по плечам, как было до этого.Какие-то нотки в его голосе, словно идущем из глубины, заставили Валу слегка покраснеть.Затем с той же стремительностью, как тогда, когда появился в часовне, приказав богохульникам стоять на месте и не двигаться, он встал и сказал:— Я выйду на улицу и поищу экипаж. Постараюсь не задержаться: в этот час ночи они тут обычно бывают.Не взглянув на девушку, Пьер вышел из студии, и она слышала, как он спускался по ступенькам вниз. Но ей не хотелось уезжать, она предпочла бы остаться в этой студии.К чему расставаться и возвращаться в отель? Разве нельзя быть здесь, в его объятиях, и слушать слова о любви? Она вспомнила, как он целовал ее ноги, и ее охватило трепетное волнение. Кто еще, кроме него, мог быть таким страстным и одновременно нежным? Таким ласковым и в то же время — властным?«Даже среди тысячи мужчин, — подумала Вада, — вряд ли кто-нибудь похож на Пьера».Он — тот, кого она любит, кого хочет, кого в своих мечтах искала с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы думать о любви.Та любовь, о которой рассказывала ее мать, не для нее. Но и любовь, о которой она мечтала, вряд ли возможна: виной всему ее огромное богатство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57