Ведь он действительно был, что называется, «распутником», имел, выражаясь словами принца Уэльского, «скверную репутацию в том, что касается прекрасного пола», и не раз навлекал на себя неудовольствие и осуждение людей старшего поколения потому, что любил женщин подобных леди Изабель Чэтли, то есть особ в высшей степени экстравагантных и чувственных.
То, что такого рода поведение вызывало справедливые нарекания окружающих, представлялось вполне разумным. А вот Сирилла, говоря о своих чувствах, имела в виду нечто совсем иное, в этом у маркиза теперь не было никаких сомнений.
Для нее любовь была чем-то святым и возвышенным. Он вспомнил, как она сказала ему дрожащим от волнения голосом:
— Как мне благодарить Бога за то, что он послал мне тебя?..
Так вот кем он был для нее — рыцарем в сверкающих доспехах, посланным божественной силой для того, чтобы защитить ее от одиночества, избавить от страха и волнений!
Лишь припомнив все эти обстоятельства, маркиз начал кое-что понимать.
Сирилла разительно отличалась от всех женщин, с которыми ему доводилось встречаться. Она была юной и неиспорченной, и ее представления о жизни были такими же светлыми, не тронутыми светской мишурой.
Такой девушке, конечно, показалось очень странным, что, когда они поцеловались и сказали, что любят друг друга, маркиз даже не заикнулся о том, что они станут мужем и женой.
«Как же мне это раньше не пришло в голову? — с запоздалым сожалением подумал маркиз. — Я бы ей объяснил, что…»
Тут он остановился. А что, собственно говоря, он мог бы ей объяснить? Что она стоит гораздо ниже на социальной лестнице и потому не может быть его женой? Что ее кровь не такая голубая, как у него? Что ее родители считают главным в жизни любовь, в отличие от его напыщенных родственников, для которых чистота семейного древа превыше всего?..
Разве можно все это растолковать наивной и неискушенной девушке? А иначе как объяснить, почему он не может жениться на ней?
И вдруг маркиз понял, что вопрос этот, в сущности, беспредметен.
Конечно, он готов жениться на Сирилле, раз она этого хочет. И если он еще не потерял ее окончательно — в чем, без сомнения, винить некого, кроме самого себя, — он с радостью на ней женится.
— Так в чем же все-таки моя ошибка? — в отчаянии воскликнул маркиз.
Его слова эхом отозвались под потолком маленькой гостиной и снова достигли его ушей, так и не найдя ответа.
Неожиданно у маркиза возник еще один вопрос: чем объясняется столь странная надпись на могиле матери Сириллы?
А что, если она не была женой Франса Винтака? Если это действительно так, то можно легко объяснить нежелание, с которым девушка отнеслась к перспективе самой вступить в незаконную связь, — наверняка подобные отношения вызывают у нее вполне естественную неприязнь.
— Ну почему она ничего не сказала? — вскричал маркиз, чувствуя, что, кажется, приближается к разгадке этой истории. — Если бы она с самого начала доверилась мне…
Он вспомнил надпись на могиле:
«Незабвенной Лорейн от безутешных Франса Винтака и Сириллы».
Теперь маркиз был совершенно уверен, что хотя девушка называла художника папой, в действительности она не была дочерью Франса Винтака. Но как этот факт может помочь ему в поисках Сириллы?
Маркиз снова направился в спальню девушки.
— Вернись ко мне! — взывал он с тоской, и чувство, охватившее его, было так велико, что казалось — еще минута, и Сирилла, вызванная силой его воображения, появится рядом с ним.
— Вернись, прошу тебя! Я все объясню. Моя любовь к тебе так огромна, что я согласен на все, даже на брак!
На мгновение маркиз задумался, а правда ли это, а затем, словно внутри него рухнул некий невидимый барьер, понял, что да.
Он страстно хотел, чтобы Сирилла была с ним до конца жизни. В каком-то смысле она уже принадлежала ему, стала частью его самого. Потерять эту девушку значило бы для маркиза то же самое, что потерять руку или ногу.
Он рвался к любимой всем своим существом. Ему казалось, что он тонет в огромном океане отчаяния и лишь она одна в состоянии спасти его.
И вдруг маркиза пронзила ужасная мысль — а не потерял ли он Сириллу навсегда?..
Портной с поклоном удалился, а Ханна тут же помогла одеть своей любимице прелестное платье из атласа и шелка, которое он оставил.
Сирилла в который раз молча подошла к окну, выходящему в парк, и бросила безучастный взгляд на деревья.
Каждый раз, когда она это делала, перед ее мысленным взором вставала одна и та же картина — сад, о котором говорил ей маркиз.
Ей представлялось, как она сидит под деревьями, среди цветов в тени, а он спешит к ней навстречу…
От этих мыслей девушку оторвала Ханна.
— Вы выглядите усталой, — озабоченно заметила она, глядя на Сириллу.
Девушка хотела сказать, что она чувствует себя не усталой, а несчастной, но потом решила, что словами все равно свое состояние не объяснишь.
— Пожалуй, да, я немного устала, — тихо произнесла она, кривя душой. — Видишь ли, я не привыкла примерять сразу такое множество нарядов!
— Да эти портные просто счастливы вам услужить! — воскликнула Ханна. — Я слышала, как модистка, спускаясь по лестнице, говорила: «Во всем лондонском высшем свете не найдется красотки, которая могла бы сравниться с ее светлостью!»
— Я не буду появляться в свете! — испуганно возразила Сирилла. — Папа мне это обещал…
— Ну конечно, мы завтра же уезжаем из Лондона, — стараясь ее успокоить, проговорила Ханна. — Его милость и мне сказал то же самое. Я так рада за вас, миледи! Наконец-то у вас появятся друзья и подруги вашего возраста…
— Мне достаточно папы, — слабо возразила девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51