Ей захотелось прикоснуться к ним, ощутить их пальцами, но она тут же покраснела от этой мысли.
— Когда я решил, что будет неплохо принять предложение вашей мачехи и пригласить английскую гувернантку, — продолжал он, — то думал только о пользе для Роз-Мари. — Он повернулся к Мелите. — Я не думал о себе, пока не увидел вас на палубе.
Выражение его глаз заставило Мелиту потупиться и еще более старательно перебирать цветы на коленях.
— Я оказался в Сен-Пьере не только для того, чтобы встретить вас, — сказал граф, — но и потому, что убежал с плантации и поклялся никогда туда не возвращаться.
— Как вы могли это сделать?
— Я больше не в состоянии был этого выносить, — ответил он. — Даже за то короткое время, что вы провели здесь, вам, должно быть, стало ясно, в сколь унизительном положении я нахожусь.
— Но почему? Если плантация носит… ваше имя, — спросила Мелита едва слышно, — почему же она… не ваша?
Граф тяжело вздохнул.
— Об этом я и хочу вам рассказать. — Он лег на спину, закинул руки за голову и прикрыл глаза. — Я вырос здесь. Я люблю Весонн. Он вошел в мою кровь, и я не могу забыть ни своего детства, ни того, как счастливы были здесь мои родители.
Мелита подумала, каким он был умным и послушным мальчиком и как гордились им родители.
— Мой отец мало что понимал в делах, — говорил тем временем граф, — потому у нас никогда не было достаточно денег. Хотя мы были счастливы, нам приходилось отказываться от многих необходимых вещей. А когда мне исполнился двадцать один год, мы оказались практически разорены. — На лице его отразилась давняя боль. — Мой отец решил, что единственный способ сохранить плантацию — это женить меня на девушке с приданым.
Последнее слово граф произнес с ожесточением. Мелита взглянула на него, но ничего не сказала.
— Все было устроено моим отцом и месье Кальвером, моим будущим тестем. Меня никто не спрашивал, и я толком ни разу не видел свою будущую жену, пока дело не решилось окончательно.
Мелита знала, что во Франции о браках обычно договариваются родители, но голос графа слишком ясно передавал все, что ему пришлось тогда перечувствовать. Сама она относилась к этой традиции не иначе как к пережитку прошлого.
— Я смирился со своим положением, мысль о женитьбе не приводила меня в восторг, но я понимал, что это неизбежно.
Граф снова вздохнул.
— Мне хотелось развлекаться. К тому времени я уже вкусил прелести Парижа и прекрасно чувствовал себя в Сен-Пьере. Остепеняться даже и не думал.
— Вы были очень… молоды, — пролепетала Мелита.
— И, вы можете мне не поверить, совершенный идеалист, — усмехнулся граф.
Он взглянул на сидевшую рядом Мелиту. В ее позе чувствовалось некоторое напряжение — она держала спину слишком прямо, склонив голову над цветами.
— Я всегда верил, что наступит день и я полюблю, полюблю женщину, которая воплотит в себе идеалы, тайно хранящиеся в моем сердце. И тогда я попрошу ее стать моей женой.
— Я… могу… это понять.
— Но, естественно, я не мог не подчиниться воле отца, а Сесиль была очень мила и хороша собой. — Он задумчиво посмотрел на Мелиту. — Однако две вещи стали мне понятны лишь после женитьбы. Первое — что Сесиль не может стать взрослой. Она была ребенком, доброй и очаровательной девочкой, но не женщиной. А второе — что для Сесиль самым большим авторитетом всегда была ее кузина
Жозефина.
При звуке имени мадам Буассе Мелите показалось, что на солнце набежала туча.
— Жозефины не было в доме, когда мы поженились, — тем временем говорил граф, — тогда она уже стала женой месье Буассе, жившего недалеко от Фор-де-Франс. — Тем не менее в семье о ней постоянно упоминали, и я узнал, что она сирота, которую месье и мадам Кальвер воспитали, как собственную дочь. — Граф нервно передернулся. — Она была на двенадцать лет старше своей кузины, и, конечно же, Сесиль восхищалась старшей девочкой и старалась во всем ей подражать.
Его губы непроизвольно сжались, но граф с трудом заставил себя снова заговорить.
— Все это меня не очень беспокоило, так как у Жозефины был собственный дом, а мы с Сесиль обосновались в Весонне.
Мелита поежилась. Она представила графа в Весонне с молодой женой, и сердце ее больно сжалось.
— Вскоре после нашего бракосочетания мои родители переехали в Сен-Пьер, — продолжал граф. — Отцу всегда было нелегко управляться с плантацией, и он был вполне доволен тем, что я принял на себя его обязанности и стал восстанавливать былое благополучие поместья.
— Вы могли… позволить себе это? — спросила Мелита.
— Сесиль была богатой наследницей, — ответил граф, — но месье Кальвер знал толк в делах и потому включил в брачный контракт одно условие. Он дал нам достаточно денег, чтобы привести в порядок плантацию, отремонтировать и заново отделать дом, а также купить массу необходимых в хозяйстве вещей, однако настоял на том, чтобы Сесиль одна владела своим состоянием.
Мелита бросила взгляд на графа — она начинала понимать, в чем дело.
— Конечно, по законам Франции после замужества состояние жены переходит к ее мужу, и я мог распоряжаться деньгами Сесиль, поскольку она была моей женой, но при этом существовала одна оговорка.
— Какая же?
— Банковский счет был оформлен на ее имя. Месье Кальвер также распорядился, чтобы все деньги после его смерти остались только одной Сесиль.
Мелита ожидала неизбежных выводов.
— Когда он умер, к Сесиль перешла весьма значительная сумма, которую мы с удовольствием прокутили. Ни разу за годы нашего брака она не дала мне почувствовать, что это не мои деньги.
Граф снова вздохнул.
— Она была ребенком — она улыбалась в ответ на улыбку и могла расплакаться так же легко, как легко весной проливается дождь с небес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42