Так было и с другими знакомыми ей мужчинами, однако Рудольфу в ее душе было отведено особое место.
Ей нравились красивые мужчины, а он был самым красивым из тех, кто искал ее благосклонности. Она не любила его.
Если бы он вдруг умер, она забыла бы его почти моментально.
Однако он не умер, и она подозревала, что его интерес к Tee вызван не только ее приданым. Будь это любая другая женщина, Барбара только пожала бы плечами и забыла о нем. Но чтобы ее любовник, ее фаворит отвернулся от нее ради той, что была ее личным врагом! Это было непростительно.
Секунду она размышляла, не послать ли за ним, но потом решила, что было бы неразумно показывать свое желание видеть его. Рудольф достаточно хорошо ее знает. Если подробно расспрашивать его о том, что произошло прошлой ночью, он поймет, что у нее есть для этого какая-то причина. Однако Барбара не понимала, почему Рудольф сам не пришел к ней, чтобы поведать о своей неудаче и услышать от нее слова утешения. Два месяца назад он не мог выиграть или проиграть гинею без того, чтобы не рассказать ей об этом. Стало быть, она не ошиблась: его интерес к ней начал угасать. Мысленно Барбара записала это на счет, по которому предстояло заплатить Tee.
А в эту самую минуту Рудольф был с Теей, и если бы Барбара могла услышать их разговор, к той головоломке, которую она понемногу собирала, добавился бы еще один элемент.
Тея сидела на широком подоконнике в приемной леди Дарлингтон, глядя в открытое окно на реку, по которой плыла большая баржа, паруса которой надувал ветер с моря.
Сидя на стуле с высокой спинкой и бархатным сиденьем, Рудольф наблюдал за ней. Его встревоженный взгляд был прикован к лицу Теи. Он прекрасно ощущал ту напряженность, которая возникла в их отношениях, и разрывался между желанием умолять Тею о прощении и бурей гнева, досады и раздражения, которая поднималась в нем. Он подозревал, что Тея что-то скрывает от него.
Когда он явился к своим родственницам, леди Дарлингтон была дома, и разговор шел с обычной вежливостью. Спустя некоторое время, к облегчению Рудольфа, графиня сказала, что ей необходимо пойти прилечь отдохнуть перед вечерними празднествами. Он проводил тетку до двери и попрощался, поцеловав ей руку. Когда же обернулся, то обнаружил, что Тея пересела с кушетки на подоконник. Она смотрела на реку с выражением такого холодного безразличия, что Рудольф немного растерялся. Впрочем, в душе он был уверен, что под этим ледяным спокойствием кроется тревога.
— Наверное, вы устали, — заметил он наконец.
— Напротив, я прекрасно отдохнула. Я спала до полудня, — ответила Тея.
Она по-прежнему не смотрела на него. Наконец Рудольф, изображая душевный порыв, встал и устроился рядом с ней на подоконнике. Протянув руку, он поймал ее пальцы.
— Я хотел бы попросить у вас прощения, — негромко проговорил он.
Ее холодные пальцы остались неподвижны.
— Спасибо.
Голос Теи был так же холоден.
— Вы должны меня выслушать! — страстно воскликнул Рудольф. — То, что произошло вчера, ни в коей мере нельзя считать моей виной. У меня были основания считать, что домом пользуется шайка разбойников. Я сказал об этом сэру Филиппу, и после этого от меня уже ничего не зависело. Я не мог отказаться от своих слов. Да и с какой стати мне было это делать? Причиненный солдатами ущерб, конечно, непростителен, но я был всего лишь невольным участником неудачной попытки арестовать печально знаменитого разбойника!
Тея отняла у него руку и наконец повернулась к нему лицом.
— Вам совершенно ни к чему говорить мне все это, кузен Рудольф. Я прекрасно понимаю, почему вы приехали в Стейверли.
Он покраснел, почувствовав, что кроется за ее словами, но не отвел глаз.
— Наверное, очень неудачно, что мы выбрали именно, ту ночь, когда вы оказались там.
— Для меня это, конечно, было неприятно.
— А до нашего приезда вы были одна, совсем одна?
— По какой причине вы задаете мне эти вопросы, кузен Рудольф?
Он наблюдал за ней, и в уголках его губ внезапно появилась улыбка, словно он был совершенно уверен в себе. Тея сидела очень прямо, взгляд ее оставался спокойным, губы не дрожали, только на нежной шее билась жилка, и Рудольф это заметил. Секунду его взгляд не отрывался от нее, а потом он медленно извлек из кармана небольшой предмет. Еще мгновение он крепко сжимал его в кулаке, словно получая удовольствие от возможности стиснуть его, а потом показал Tee.
— Может быть, вы объясните вот это? — спросил он.
Она взглянула на протянутый им предмет, и сердце у нее упало. На ладони Рудольфа лежала полумаска: черная шелковая полумаска с прорезями для глаз. Тея не пошевелилась, не сделала попытки взять у него маску, по ее пальцы, лежавшие на коленях, крепко сжались.
— Где вы ее нашли? — спросила она, не притворяясь, будто не понимает, что именно он ей показывает.
— В Стейверли, — ответил Рудольф. — Она лежала на туалетном столике в одной из спален.
— В которой? — поинтересовалась Тея.
— В большой, с окнами на портик.
Тея глубоко вздохнула. Это была комната ее отца, комната, называвшаяся Главной спальней, потому что в ней всегда спал глава семьи. В ней стояла большая кровать с балдахином в алькове, занавешенном гобеленами. Полог был из роскошной зеленой парчи, а страусовые плюмажи на четырех поддерживающих балдахин колоннах доходили до потолка.
Лежа на кровати в этой комнате, через большие окна можно было любоваться озером и парком, видеть на горизонте густой темный лес, лежавший на границе поместья. Тея помнила, что, когда отец заболел, она как-то спросила его, не одиноко ли ему днем, когда он остается один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79