Все это было слишком странно. Смущаясь в который раз, девушка отняла руку и снова стала смотреть на танцующие пары внизу.
— Что ж, я подожду, — услышала она за своей спиной.
— Чего? — удивилась Тина.
— Того, что вы все-таки расскажете мне, откуда здесь появились, если, конечно, не спустились с Венеры или другой планеты, которые, по моему разумению, и населены именно такими соблазнительными богинями.
Тина даже поперхнулась.
— Что ж, тогда я признаюсь вам, что прилетела на крыльях прямо с Млечного Пути. Признайтесь, это будет более интригующе, чем сообщить о моем приезде откуда-нибудь из Европы.
— Согласен, если кто и мог слететь с высот Млечного Пути, то это только вы, — согласился граф.
И снова девушка почувствовала себя актрисой в какой-то неведомой пьесе. У них во дворце тоже имелся собственный театр, и, несмотря на строгие предписания эрцгерцогини ставить там только классические драмы и прочие вещи, не слишком возбуждающие воображение, принцесса Мария-Терезия всегда получала от волшебного мира рампы неизъяснимое наслаждение.
— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался граф.
И Тина сказала ему правду:
— Я улыбалась тому, что представила нас обоих играющими какую-то пьесу, а я — поскольку мне просто очень нравится сегодняшний вечер — играю в ней главную роль.
— Совершенно с вами согласен и добавлю больше: играете блестяще. Смею также признаться, что крайне польщен тем, что могу играть с вами, вернее, только вам подыгрывать. — Голос графа с каждой фразой начинал звучать все интимней — или это девушке просто казалось из-за его блестевших глаз и близко склоненного к ней лица. Она решила, что игре все-таки пора положить конец, и призналась:
— Я приехала из Виденштайна. Брови графа медленно поползли вверх.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется, уверена. Мне ли не знать своей родины!
— Приятно удивлен, ибо всегда полагал, что жители Виденштайна очень похожи на французов. Наши же женщины обычно темноволосы, и кожа у них смуглая… Словом, несмотря на всю их подвижность и изобретательность, вас они никак не напоминают.
— В Виденштайне меня тоже никто не напоминает, — улыбнулась Тина.
— Охотно верю. Б противном случае все известные мне мужчины устроили бы в Виденштайн настоящее паломничество, и ваша родина стала бы полна алчущих донжуанов.
Девушка звонко рассмеялась.
— Идея недурна!
— По боюсь, что вы все же создание уникальное, и вряд ли тысячи виденштайнских дам хотя бы отдаленно похожи на вас. — Голос графа упал до шепота. — И вряд ли тысячи виденштайнских мужчин не говорили вам подобного уже много-много раз!
Подобный комплимент потряс Тину, и на мгновение она даже забыла, кого представляет в настоящее время. Девушка подняла на собеседника глаза, потом опустила их и, запинаясь, пробормотала:
— Я не.. думаю… что вам… позволительно говорить со мной… в таком тоне…
— А почему нет, когда это чистая правда? — Тина промолчала. и граф продолжил: — Но понимаете ли вы, что такой своей фразой вы даете мне понять, что ваш парижский друг будет мной недоволен и даже, возможно, вызовет меня на дуэль?
— О нет! — едва не вскрикнула Тина. — Нет-нет, этого он не сделает!
— Тогда я не понимаю, почему же он ушел, оставив вас одну. Ведь должен же он понимать, что мужчине, оставившему без надзора сокровище, грозит похищение этого сокровища — и в самом скором времени!
Тине стало смешно.
— Не думаю, чтобы Кендрик был очень обеспокоен этим, хотя мне и приятно считать себя сокровищем.
— Я мог бы описать вас в куда более сильных выражениях, но, к сожалению, бальная ложа — не лучшее для этого место…
Но в это время за перегородкой раздался шум и послышались голоса, и девушка увидела брата, вернувшегося с той девицей, с которой он отправился танцевать. К их компании присоединилось еще несколько новых, незнакомых Тине молодых, людей.
Все снова принялись за шампанское, а Кендрик, увидев ее в соседней ложе, решительно туда направился.
— С тобой все в порядке. Тина?
— Конечно, — обрадовалась она. — Так я возвращаюсь?
До Кендрика словно только что дошел тот факт, что сестра сидит теперь совсем не там, где он ее оставил, — и он вознамерился было высказаться, но в разговор немедленно вмешался граф:
— Могу я представиться? Жан де Грамон. Это я пригласил мадемуазель к себе в ложу, ибо она сидела в полном одиночестве.
Щеки Кендрика залила краска стыда.
— Я думал, с тобой кто-нибудь остался, — пробормотал он.
— Остался, но ему стало дурно, и он вышел на свежий воздух.
— Прошу прощения, но я посчитал, что смогу позаботиться о мадемуазель в ваше отсутствие. — снова вступил в беседу брата и сестры граф.
— Это было очень мило с вашей стороны, — поблагодарил его Кендрик. — Я — де Вийерни.
— Вы хотите сказать — виконт Вийерни? — воскликнул граф. — Я слышал, ваш отец не так давно умер?
— Вы знали его? — насторожился Кендрик, и Тина услышала в голосе брата тревогу.
— Мой отец чрезвычайно интересовался раковинами и потому так много говорил о коллекции вашего покойного батюшки, что у меня сложилось впечатление, будто я знаю ее с детства. Хотя на самом деле я никогда не был в Виденштайне.
— В таком случае я надеюсь, что покажу ее вам наяву при первой же возможности. — Кендрик уже взял себя в руки, и Тина порадовалась такому самообладанию брата.
— Благодарю. Возможно, в один прекрасный день я и смогу воспользоваться вашим искренним приглашением.
Наступила неловкая пауза, а затем Кендрик все-таки заставил себя сказать то, что, как ему казалось, он сказать был должен:
— Не хочешь ли потанцевать со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42