— Оставить вас наедине с ним? — спросил Перегрин, когда они перешли из столовой в библиотеку.
Олчестер покачал головой.
— Нет, я хочу, чтобы вы слышали все, что скажет Беннет. Если это именно то, о чем я думаю, очень полезно будет иметь свидетеля.
Уоллингхем в ужасе поднял руки.
— Я отказываюсь, решительно отказываюсь вмешиваться в вашу вражду с Бранскомбом! Он не слишком приятный противник, мне против него не выстоять.
— Я же не прошу вас с ним бороться и не попрошу никогда. Я просто нуждаюсь в моральной поддержке, в которой вы никогда не отказывали мне раньше.
— Моральной — бесспорно: я всецело ваш! — улыбнулся Перегрин. — А вот физически я предпочел бы спрятаться!
Маркиз рассмеялся.
— Никогда бы не подумал, что вы трус!
— Я просто хорошо понимаю, что осторожность — лучшая часть доблести!
Они посмеялись. В это время дворецкий объявил;
— Беннет, милорд!
Жокей казался взволнованным. Уоллингхем подумал, что без ярких курток и шапочек, придающих им некий романтический ореол, жокеи выглядят людьми маленькими и незначительными.
— Доброе утро, Беннет! — приветствовал его маркиз. — Надеюсь, мой секретарь уже выдал вам обещанное вознаграждение?
— Да, милорд, и я весьма благодарен, милорд, тем более что я заслужил не больше половины того, что получил.
— Я думаю, Беннет, вы великолепно провели скачку и сделали все, что было возможно в сложившихся обстоятельствах.
— О них я и хотел поговорить с вашей светлостью.
— Я слушаю, — ответил Олчестер.
— После скачек Смит пил со своими дружками и, как говорится, хватил лишнего.
— Попросту — был пьян?
— Да. И язык у него развязался.
— Что же он говорил?
— Он был обижен, милорд: ему сказали, что он не получит своих денег, раз не сумел выиграть.
Маркиз недоверчиво усмехнулся.
— Вы, Беннет, всерьез утверждаете, что граф Бранскомб не заплатил Смиту, хотя его лошадь первой миновала призовой столб, и только потому, что это был мертвый гит?
— Он так сказал, милорд. Он жаловался, что это низкое дело было частью плана его светлости, а сам Смит должен был лишь выполнить его инструкции.
— Он сказал, какие именно?
— Милорд, он дал это понять достаточно ясно. Когда мы уходили, Смит встал у меня на дороге и сказал: «Это ты виноват, что я оплошал. В следующий раз я, как велел мне его светлость, возьму хлыст, и не поздоровится ни тебе, ни твоей проклятой лошади».
— И что вы ответили?
— Я не успел ничего ответить, милорд. С ним были два грума из конюшни графа Бранскомба. Они поняли, что он болтает лишнее спьяну, и уволокли его.
Маркиз помолчал минуту, затем сказал:
— Благодарю вас, Беннет. Ваш рассказ подтвердил мои подозрения, и я рад этому. Я собираюсь предложить вам на выбор любую из трех моих лошадей, которых я выставляю на скачки в Аскоте, и уверен, что, если все будет в порядке, вы сумеете выиграть Золотой кубок.
Беннет широко улыбнулся.
— Благодарю вас, милорд! Огромное вам спасибо! Именно об этом я и мечтал. Я всегда предпочту выступать за вашу светлость, а не за любого другого. Вы всегда честны, а большего ни один жокей и желать не может!
Беннет вышел, по-прежнему улыбаясь, а Олчестер повернулся к другу:
— Вы слышали, что он сказал. Бранскомб прямо приказал своему жокею помешать моей лошади выиграть скачку.
— Но теперь вы ничего не сможете сделать, — заметил Уоллингхем. — Даже если Беннет повторит свой рассказ перед стюардами, никто не поверит его слову против слова Бранскомба. А тот, конечно, будет все отрицать.
— В этом я не сомневаюсь, — ответил маркиз. — Поэтому я и не испытываю угрызений совести, собираясь сыграть с ним штуку, которая не будет и вполовину столь же нечестной, как та, что он пытался проделать со мной.
— В этом я совершенно согласен с вами, — сказал Перегрин, — но думаю, что это нелегко будет сделать.
В тот же день они покинули аббатство, чтобы побывать в сиротских приютах, находившихся на попечении маркиза Олчестера, надеясь найти там подходящую девушку, которую можно будет подготовить так, что она сможет обмануть Бранскомба.
Во все века владельцы крупных поместий строили на своей земле сиротские приюты и дома призрения.
Маркиз рассказал, что самый новый приют, который он намеревался посетить в первую очередь, был построен его бабушкой.
— Мой дедушка был великий распутник и оставил после себя множество внебрачных детей. Должно быть, бабушка считала, что основание сиротского приюта послужит искуплению его грехов.
— Если вы собираетесь использовать одну из ваших незаконнорожденных родственниц, то, боюсь, вам не удастся найти ничего подходящего. Они, пожалуй, будут староваты.
— Я знаю. Я просто объясняю, почему был построен этот приют. Он, по-моему, может служить образцом для учреждений подобного рода.
Похоже, это заявление было сделано маркизом не без оснований.
Приют выглядел очень мило, да, и сироты — их здесь было около двадцати — казались здоровыми и счастливыми. Сестра-хозяйка, по-матерински заботливая женщина, и обрадовалась, и несколько взволновалась при неожиданном визите маркиза. С гордостью она показывала гостям все помещения, сиявшие чистотой, а воспитанники приветствовали гостей поклонами и реверансами.
Однако и маркиз, и Уоллингхем сразу обратили внимание на то, что все они были маленькими детьми. Когда они спросили об этом, сестра-хозяйка охотно объяснила:
— Милорд, сироты покидают приют, как только им исполняется двенадцать лет. Мальчиков отдают в обучение ремеслу, а девочки поступают в прислуги.
— В двенадцать лет! — воскликнул маркиз.
— Да, милорд. Месяц назад я отправила двух старших девочек в аббатство, и они очень неплохо справляются с работой при кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44