Она подолгу стояла перед картинами, зачарованная сказочными закатами Тернера, а яркие краски Рубенса напоминали ей шелка, атлас и драгоценные камни в одеждах магараджи. Ее приводили в трепет мистическая мифология Пуссена и божественное совершенство картин итальянских мастеров с их бесчисленными изображениями Мадонны.
Подобное одухотворенное выражение Кистна видела на лицах индийских женщин, когда одетые в цветастые сари они преклоняли колена в пыли перед придорожным святилищем или разбрасывали лепестки цветов в храмах, где воздух был пропитан благовониями.
Девушка ощущала красоту не только в каждой комнате аббатства, но и в парке с его огромными, древними дубами и озером, по которому плавали лебеди, словно корабли под парусами. И над всем этим был сам хозяин поместья.
С того момента, как Кистна впервые увидела его в дверях приюта, ее не покидала мысль, что она и не представляла, как красив может быть человек, обаятелен и властен.
Он напоминал девушке губернаторов, разъезжавших по Калькутте в плавно скользивших ландо на высоких колесах в сопровождении пехотинцев и почтенного эскорта из верховых. Девушке казалось, что ничто не может превзойти это величественное зрелище.
В присутствии маркиза создавалась та же атмосфера спокойной властности. И в то же время его доброта трогала девушку до слез.
— Какой же он необыкновенный! — то и дело повторяла про себя Кистна, нежно касаясь прелестного украшенного кружевами белья, которое прислала из Лондона мадам Ивонн. Оно было такое восхитительно мягкое и шелковистое, словно это феи соткали специально для него волшебную паутинку.
— Он чудесный! Восхитительный! — Девушка смутилась, заметив, что повторяет это десятки раз в день.
Чтобы доставить маркизу удовольствие, Кистна старалась делать все, о чем он ее просил, как можно лучше.
— Боже! Как мне повезло, что моим опекуном стал такой человек! — думала девушка. — Воистину он подобен королю.
Кистне нравился и Перегрин Уоллингхем, и она отдавала себе отчет в том, что, если бы рядом не было маркиза, Уоллингхем произвел бы на нее не менее сильное впечатление.
Он поддразнивал девушку и сам смеялся вместе с ней, и Кистна находила Уоллингхема очень милым человеком с большим чувством юмора. Но маркиз… Тот в ее глазах был каким-то высшим существом.
Видя его верхом на лошади, она думала, что невозможно держаться в седле лучше него, и изо всех сил старалась быть ему достойной спутницей, чтобы маркиз мог ею гордиться.
Он требовал, чтобы она запоминала мельчайшие нюансы этикета, которые, наверное, были так важны, что Кистна, когда ей случалось ошибиться, в отчаянии думала, как позорит и маркиза, и себя.
В таких случаях она не могла заснуть ночью, терзаясь сознанием своей неуклюжести.
Хотя иногда девушка задумывалась о своем будущем, но пока настоящее поглощало ее целиком, потому что было похоже на сбывшуюся мечту. Ей не хотелось загадывать, что ее ждет. Она спешила переодеться и снова устремиться туда, где могла увидеть свое божество.
— Ваши волосы совершенно преобразились, мисс Кистна, — сказала однажды утром миссис Дос.
— Правда? — затаив дыхание спросила девушка.
— Да, конечно! — Миссис Дос расчесывала длинные волосы Кистны, любуясь густыми блестящими прядями.
— Пожалуй, они действительно стали лучше, — робко согласилась Кистна.
— Вы и сами очень изменились, мисс, — продолжала миссис Дос. — Я только вчера говорила Этель: «Мисс Кистна, когда немножко поправилась, очень похорошела. Помяни мое слово, скоро она станет настоящей красавицей».
Кистна внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. Если она хорошенькая, а может, даже красавица, заметит ли это маркиз?
В приюте Кистне было не до того, чтобы думать о своей внешности. Но здесь, в аббатстве, чувствуя на себе взгляд серых глаз маркиза, она расцветала, становясь все больше похожей на свою мать.
А ее мать была настоящей красавицей, и не только в глазах обожавшего ее мужа.
Еще подростком Кистна замечала, что каждый англичанин, который приходил в их дом, не сводил глаз с ее матери, и в этих взглядах было удивленное восхищение.
Они как будто говорили:
— Как можно? Здесь, в Индии, встретить такую красавицу да еще жену какого-то миссионера? И ведь она, по-видимому, довольна своей жизнью, хотя лишена великосветских развлечений и многих других радостей!
Иногда они старались продлить знакомство, и перед маленьким бунгало останавливались роскошные экипажи, принадлежавшие губернатору, в сопровождении слуг, одетых в яркие, красные с белым, ливреи.
Сначала гости вели себя слегка покровительственно и снисходительно, но вскоре обнаруживали нечто невероятное: прелестная миссис Лавелл, вежливо и внимательно выслушивала их, не проявляя ни малейшего интереса к ним самим.
Потом их ухаживания становились все настойчивее и откровеннее, как замечала Кистна.
Но если отец возвращался домой, когда у них бывали гости, ей казалось, что только слепой может не понять, почему миссис Лавелл отнюдь не настаивает, чтобы они задержались, и не приглашает бывать у них.
Услышав шаги отца на веранде, мама бросалась ему навстречу, и ее прекрасное лицо освещалось таким внутренним светом, что трудно было отвести от нее взгляд.
— Джон!
Она выдыхала имя мужа, и глаза ее сияли. Она устремлялась к нему через всю скромную, скудно обставленную комнату, а он, даже если и часа не прошло, как они расстались, обнимал жену и крепко прижимал к себе. Казалось, они встретились после долгой разлуки, и Кистна рано начала понимать, что каждая минута, когда они не виделись, казалась им вечностью, и не было в ней ничего, кроме холода и пустоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44