Но это был не страх. Она как будто хотела предупредить драму, которая вот-вот должна была начаться, и в то же время не могла себя заставить открыть первую страницу.
Гизела долго простояла перед зеркалом. Она рассматривала орхидеи, отметила про себя красоту и мягкость лепестков и очень слабый аромат, который ощутила, наклонив голову. Наконец, она решилась и, прежде чем успела понять что-либо, оказалась наедине с лордом Куэнби в комнате, в которую вошла впервые.
Это была уютная комнатка, совсем крошечная по сравнению с огромным банкетным залом, где они сидели вчера. Золотые канделябры на круглом обеденном столе и сам стол были украшены орхидеями-звездочками. Они в изобилии окружали затейливые золотые тарелки, стелились по кружевной скатерти, создавая пышный узор, поразительный по своей красоте и оригинальности. И повсюду в этой маленькой комнате были орхидеи — огромная корзина на столе возле зашторенных окон; большие вазы на каминной полке. Комната сама по себе была замечательной — стены в ней были серебряными, среди серебряных панелей красовалась картина, изображавшая богинь и купидонов. Шторы на окнах были из серебряной и золотой камчатой ткани, а резные стулья с позолотой, на которых они сидели, были обшиты серебряной парчой.
Гизеле показалось, что она участвует в каком-то .спектакле. Лакеи, которые отодвинули для нее стул и подали еду на золотых блюдах, пропали сразу после того, как угощения были расставлены, и она осталась с лордом Куэнби наедине. Она видела только свет от свечей, орхидеи на столе и его глаза, внимательно смотревшие на нее. Весь остальной мир, казалось, исчез. Она была совершенно одна, если не считать лорда Куэнби, конечно.
Гизела попыталась сосредоточиться на еде, но все казалось ей безвкусным. Она сделала глоточек шампанского, но это было все равно, что глотнуть воды.
— Я предполагал, что вы сегодня будете выглядеть прекрасно, — сказал лорд Куэнби, — но вы оказались еще красивей, чем я думал.
— Какая чудесная комната, — сказала Гизела, стараясь говорить нормальным голосом; не обращая внимания на то, как неожиданно низко, взволнованно звучал его голос, что нельзя было не заметить, — Это комната невест, — пояснил он. — Здесь в первый вечер своего медового месяца обедают невесты, которые входят в семью. Такова семейная традиция. Считается, что если невесты провели здесь, свою первую трапезу, то в дальнейшем их ждет счастливая жизнь.
— И они были счастливы?
— Иногда.
— Значит, волшебная комната не всегда помогает? — Не всегда, — согласился он. — Но, возможно, виновата в этом не столько комната, сколько люди, которые обедали здесь.
— Здесь очаровательно, — промолвила Гизела, все еще стараясь сохранить безразличный тон.
— Наверное, я суеверный человек, — сказал он, — но я верю в магию этой комнаты, вот почему сегодня я пригласил вас отобедать именно здесь.
— Но ведь я не невеста, — быстро возразила Гизела. Она встретилась с ним взглядом, в его темных глазах отражались отблески огня, а губы искривились в циничной усмешке. И тут до ее сознания неожиданно дошел скрытый смысл, заключенный в его словах, и она почувствовала, что краснеет. Краска залила ее щеки, и они горели алым цветом, а он наблюдал за ней с нескрываемым изумлением. Перегнувшись через стол, он взял ее руку.
— Возможно, — мягко произнес он, — мне следует более ясно выразиться? Наверное, мне нужно сказать, что я люблю вас?
Глава 8
Слуги унесли обеденный стол и, оставив на буфете ликеры и графин с портвейном, удалились. Гизела сидела возле камина на длинном, мягком диване, покрытом серебряной парчой. Она никак не могла решиться заявить, что ей пора на покой в свою комнату. Ей одновременно хотелось и остаться, и уйти… Она чувствовала и смущение, и растерянность, и в то же время в ней зрело еще одно чувство, непонятное ей самой.
Гизеле показалось, что они оба не проронили ни слова с того момента, как лорд Куэнби признался, что любит ее. Хотя, конечно, они наверняка говорили о чем-то, произносили обычные фразы, когда слуги предлагали им десерт и кофе, но Гизела не могла ничего припомнить, как ни старалась. Она только помнила, как он произнес низким голосом: «Я люблю вас!», как испуганно забилось ее сердце, словно дикий зверек, пойманный в клетку.
Дверь за лакеями закрылась. Они остались вдвоем, и она испугалась, что лорд Куэнби услышит, как громко бьется ее сердце. Он стоял, облокотившись о каминную полку, и смотрел на нее. Гизела опустила голову, чтобы спрятать свое лицо, и от огня ярко сверкали бриллиантовые звезды в красной меди ее волос. Спустя мгновение он произнес:
— Мне кажется, я полюбил вас пять лет тому назад.
— Но вы, милорд, не видели меня, — пробормотала Гизела.
— Нет. Но я видел ваш портрет. Один мой друг привел меня как-то в студию Винтерхалтера. Тот как раз закончил ваш портрет. Вы обернулись и смотрите из-за плеча, и в ваших волосах сияют звезды, которые вы сейчас надели. С этой минуты, я убежден, они навсегда зажглись в моем сердце.
— Но ведь… вы ненавидели меня, — напомнила Гизела.
— Мне так казалось, — поправил он. — Потому что я не мог позабыть ваше лицо, глаза, губы. Они преследовали меня неотступно, куда бы я ни шел, что бы ни делал. Я все время снова и снова перечитывал письма Имре, потому что они рассказывали о вас. Я полагал, что делаю это потому, что хочу отомстить за него; теперь я, понял, что просто жаждал любого известия о вас.
— Вам не следует мне этого говорить, — довольно неуверенно произнесла Гизела.
Она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось слушать. Она никогда не предполагала, что в голосе мужчины может звучать столько силы и глубоких чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67