— Чем неугодны вам люди, что вы так о них отзываетесь? — спросила Гизела и сама удивилась такому безрассудному вопросу.
Помолчав немного, он сказал:
— Быть одним ребенком в семье уже само по себе тяжело; но когда этот ребенок оказывается вообще никому не нужен, тогда это может обернуться трагедией.
Гизела собиралась сказать, что очень хорошо его понимает, но вовремя одумалась — ведь императрица выросла в большой семье. Как будто догадавшись о ее мыслях, лорд Куэнби продолжил:
— Но вам этого не понять. У вас много братьев и сестер и, если верить слухам, ваш отец обожает вас. Очень многие утверждают, что вы были его любимым ребенком.
Гизела отвернулась от своего спутника.
— Да, думаю, это правда, — сказала она. — Но расскажите мне еще что-нибудь о себе.
— Ничего интересного рассказать не могу. — Голос лорда Куэнби неожиданно стал резким. — Я не знал, что такое счастье, но смею предположить, я был надоедливым, неблагодарным отпрыском. У родителей обычно такие дети, которых они заслуживают.
» Ему нанесли обиду; горькую, непоправимую обиду «, — подумала Гизела и впервые испытала к нему жалость, а не страх.
Она взглянула на замок, возвышавшийся на их пути. Красивый, величественный, внушающий благоговение, но для ребенка этот дом мог стать очень страшным местом. Гизела не забыла ночи, наступившие после смерти матери, когда маленькая девочка плакала одна в своей спальне, пугалась теней, скрипов, доносившихся из коридора, и привидений, поджидающих ее, как она воображала, в темных уголках. Наверное, всех детей окружают выдуманные опасности, укрыться от которых можно только в руках матери, дарящих покой и утешение.
Они дошли до замка, лорд Куэнби не проронил больше ни слова по дороге. Только когда Гизела ступила своей маленькой ножкой на первую ступеньку лестницы, ведущей к огромной входной двери, он тихо произнес:
— Благодарю вас, мадам, за то, что высоко оценили моих лошадей. Я уверен, они в глубине души польщены так же, как и я.» Гизела с улыбкой повернулась к нему.
— Неужели тот, кто разбирается в лошадях, может не восхититься ими? — спросила она.
Он рассмеялся, встретившись с ней взглядом.
— Вы обвиняете меня в том, что я горжусь своей собственностью. Я действительно горжусь ею.
— И по праву, — сказала Гизела. — Этот замок тоже достоин того, чтобы им гордиться.
— В нем себя часто чувствуешь очень одиноким, — сказал он, — а на конюшне — никогда.
Такое признание удивило Гизелу. Она не подозревала, что лорд Куэнби может признаться в какой-нибудь человеческой слабости, хотя и сейчас он не жаловался, а просто утверждал очевидный факт.
Поднимаясь к себе, чтобы вымыть руки перед ленчем, она с удивлением размышляла, почему он до сих пор не женат. Он обладатель большого состояния и привлекательной внешности, хотя и чересчур надменной. У него есть власть, положение в обществе, наконец, лошади, за право владеть которыми любая наездница продала бы душу. И о чем только думают местные молодые дамы?
Тут Гизела вспомнила, как мачеха подцепила на крючок отца, и при мысли о том, что ожидало ее в понедельник, улыбка исчезла у нее с лица и свет потух в глазах. Как прекрасно было почувствовать себя свободной от леди Харриет; забыть на время об изнурительной работе, ожидавшей ее дома; не думать о брани и ударах, оскорблениях и унижении, которые были ее уделом. Только теперь, вдали от дома, она ощутила, до чего невыносима такая жизнь. И как бы ни была сложна теперешняя ее задача, какие бы страхи она ни испытывала, ее все равно не покидало радостное ощущение свободы.
Впервые она была сама себе хозяйкой, и больше того, радостно сознавала, что перестала быть неряхой в поношенной одежде и стоптанных туфлях. Пускай все ее наряды одолжены на время, сейчас она чувствовала себя личностью, женщиной, которая может гордиться своей внешностью, может говорить с мужчиной как равная.
Она взглянула на себя в зеркало. Неужели на нее смотрела Гизела Мазгрейв? От унылой простушки с вечно красными от слез глазами не осталось и следа. Зеркало отражало сияющую блестящую императрицу Австрии.
Фанни причесала ее по-новому, а Мария помогла надеть другое платье — из мягкого серого атласа, отделанное шиншиловым мехом. Этот наряд подчеркнул белоснежность ее кожи и огненный оттенок волос, ее красота засияла словно жемчужина на бархате.
Переодевшись, Гизела спустилась вниз. После утренней прогулки она почувствовала голод, но не осмелилась отдать должное затейливым блюдам, расставленным перед ней, зная, что императрица ест очень умеренно.
— Вы хотите сейчас отдохнуть, мадам? — спросил лорд Куэнби, когда унесли десерт и подали кофе.
— Нет, я совсем не устала, — ответила Гизела.
— Я думал, все женщины любят отдыхать днем, чтобы вечером быть красивыми, — цинично усмехнулся он.
— Это такая трата времени, — просто сказала Гизела.
— Я бы хотел прокатить вас в своей упряжке цугом, — предложил он. — На аукционе «Таттерсоллз»я недавно приобрел нескольких лошадей с отличным ходом. Вам не покажется скучным опробовать их?
— С большим удовольствием, — горячо откликнулась Гизела.
Они до вечера носились по узким тропкам, вовсю погоняя лошадей, когда попадали на главную дорогу, и проделали очень большой путь. Дул резкий ветер, но Гизела была хорошо укутана. Лорд Куэнби распорядился, чтобы Гизеле принесли меховые накидки и грелку для ног, и хотя ее щеки пылали от ветра, ей совсем не было холодно.
Лорд Куэнби управлял лошадьми точными, умелыми движениями опытного ездока. Гизеле хотелось попросить ненадолго вожжи, но она не осмелилась, а он не предложил ей место возничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67