Однако, поддавшись некоему необъяснимому порыву, он позволил ей уйти вперед и первой доскакать до финиша.Раньше, когда он во всем, даже в мелочах, стремился утверждать свое превосходство над женщиной, ему бы такое и в голову не пришло.— Ты молодец, Сирилла, — сказал он. Она взглянула на него и проговорила:— У меня есть подозрение, монсеньер, что вы совершили еще один воистину рыцарский поступок.— Ты слишком проницательна или, вернее, умна, Сирилла.— Уверена, что вы не захотели бы иметь глупую жену, — ответила она. — Вы сами так умны, что иногда я боюсь наскучить вам своей бестолковостью.— Почему ты решила, что я умен? — спросил с любопытством герцог.— Ваша матушка показала мне все награды, полученные вами в школе и в университете.— Зубрежка делает умным, как попугай! — пренебрежительно заметил герцог.— Не ждите, что я поверю вам, — предупредила Сирилла. — Как папа говорит, главное не что человек читает, а то, как его сознание овладевает новыми вершинами.— Я давно перестал стремиться к покорению новых вершин.— Это не правда, — прервала его Сирилла. — Если я стала, как вы сказали, умной, то только потому, что в глубине души верила в нашу встречу, когда мне представится возможность поговорить с вами.
Как удивительно, уже позже подумал герцог, ведь он действительно смог вести с Сириллой серьезную беседу, на что не был способен ни с одной другой женщиной. В тех случаях разговор — если герцог вообще снисходил до общения с женщиной — вращался вокруг ее собственной персоны и ее чувств к нему. При этом в каждом слове звучал какой-то подтекст, каждая фраза была направлена только на то, чтобы соблазнить собеседника, а не получить пищу для ума.С Сириллой было по-другому. Она засыпала его вопросами, потому что ей на самом деле было интересно. Однако она в равной степени высказывала свое мнение, и герцог впервые за долгое время почувствовал себя заинтригованным.Он догадывался, что взгляды Сириллы сформировались на основе тех знаний, которые дал ей ее отец. Но у нее были и свои собственные, довольно оригинальные идеи, на многие вещи она смотрела под совершенно иным углом зрения, чем несказанно удивляла его.— Откуда тебе так много известно о Востоке, — спросил он ее во время одного спора, — если ты, как утверждаешь сама, никогда не путешествовала? В ее глазах появился озорной блеск.— Бывает, что человек объехал весь свет и ничего не увидел, — ответила она. — Я с большим удовольствием отправилась бы в те места, о которых рассказывала. Однако я так тщательно изучила их по книгам, что временами мне кажется, будто я уже побывала там. Они стали для меня реальностью.— Большинство девушек твоего возраста думают о мужчинах, а не о книгах и о руинах прошлого.— Я всегда думала только об одном мужчине, — ответила Сирилла, — и изо всех сил старалась стать достойной его.На лице герцога появилось скептическое выражение.— Но ведь были же в твоей жизни другие мужчины, кроме того мифического рыцаря, которого ты могла бы больше никогда не увидеть.— Конечно, были, — сказала она. — Кюре, который всегда отводил глаза, стоило мне появиться в новой шляпке в церкви. Думаю, он считал меня одним из искушений св. Антония! — Она улыбнулась и продолжила:— Еще был сын фермера Басти. Однажды в знак своего расположения он принес мне половину поросенка. Он протянул мне свой подарок да так зарделся, что мне было трудно разобрать, где поросенок, а где человек!Герцог не удержался и расхохотался.— Ты прекрасно понимаешь, Сирилла, что я имею в виду поклонников. Не сомневаюсь, что в большом замке, расположенном по соседству с домом твоего отца, была целая куча пылких молодых аристократов, которые рыскали по окрестностям в надежде отыскать какую-нибудь красавицу вроде тебя!— Должно быть, они не заметили меня в Монсо-сюр-Эндре, — ответила Сирилла. — Я была счастлива тем, что живу рядом с папой и думаю о вас.— Честно говоря, я не верю, чтобы мужчина, которого ты видела всего лишь один раз, мог до такой степени завладеть всеми твоими мыслями, — с усмешкой заметил герцог. — Ты испытываешь мое доверие, Сирилла, хотя мне, естественно, очень льстит, что мой образ, запечатлевшийся в твоем сознании еще в детстве, так много значил для тебя все эти годы.— Но я говорю правду, монсеньер, — ответила Сирилла. — И не забывайте, что, хотя я и видела вас только в течение одного дня, когда мы с мамой приезжали в замок, во многих папиных книгах были ваши портреты. — Его брови поползли вверх от удивления, и она принялась объяснять:— Под ними были подписи «Св. Георгий», «Сэр Галахад», «Язон в поисках Золотого руна» или «Одиссей», который привязал себя к мачте, когда плыл мимо острова Сирен. Но кто бы ни был изображен на портретах, я видела на них только вас.Ее глаза засветились внутренним светом, когда она продолжила:— Я любила самой себе рассказывать сказки, в которых вы убивали дракона и совершали многочисленные подвиги, проявляя при этом чудеса героизма и доблести. — Герцог молчал, и через некоторое время она добавила:— Сейчас же мне кажется, что вы должны были представляться мне трубадуром, который поет:«И если б вера и любовьОткрыть могли ворота рая,В раю давно уж был бы я,Судьбу и Бога прославляя».Сирилле показалось, что ее слова вызвали у герцога раздражение, и она быстро проговорила:— Простите меня. Возможно, вы считаете, что я проявила излишнюю дерзость, упомянув о вашей любви. Этого больше не повторится.Герцог поднялся, оставив Сириллу сидеть на диване, на котором она расположилась после того, как они поужинали, и подошел к окну. Он наблюдал, как в небе исчезают последние лучи заходящего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46