В поезде легко воздержаться от разговора, и спустя какое-то время они оба погрузились в молчание. Вскоре герцог откинул назад голову и задремал.
Корнелия принялась рассматривать его. Расслабившись во сне, выйдя из-под самоконтроля, он выглядел молодым и ранимым. Было в нем сейчас что-то притягательное, совсем не похожее на то мужское обаяние, которое исходило от него, когда он бодрствовал. Корнелия попыталась представить, каким он был ребенком, и тут же инстинктивно Отбросила все мысли о детях.
Вот этот человек, спящий напротив, с легкостью предавал ее чувства, обманывая самым подлым и низким образом.
Ей бы следовало возненавидеть мужа, ей бы следовало испытывать отвращение от одного его вида, но Корнелии почему-то захотелось прижать голову герцога к своей груди и коснуться губами этого лба. Она мечтала дотронуться до его волос, прильнуть щекой к его щеке! От этой мысли все внутри затрепетало, и она устыдилась, что презрение к нему не вызвало холодность и сдержанность. Наверное, в ней есть что-то нехорошее, порочное, раз она чувствует по-другому.
Все двухчасовое путешествие в Дувр Корнелия не сводила глаз с герцога, и только когда он, зашевелившись, проснулся, она прикрыла глаза и сделала вид, что тоже дремлет.
Первую ночь медового месяца им предстояло провести в доме одного из кузенов герцога. Это был огромный, величественный особняк в георгианском стиле в трех милях от Дувра. Им было удобно остановиться там, чтобы на следующее утро успеть на пароход.
В деревне, которую они проезжали по дороге к особняку, были развешаны приветственные знамена, а подъездную дорожку украшали арки из цветов и флажков. В холле собрались слуги, и после короткой речи дворецкого горничные сделали реверанс и удалились. Осталась только экономка, которая и проводила Корнелию в отведенную ей спальню.
В комнате горел камин, что обрадовало Корнелию, хотя за окном стояло лето.
— Когда человек устал, ему всегда холодно, ваша светлость, — сказала экономка и добавила, что Вайолет появится через несколько минут и что багаж будет доставлен немедленно.
Женщина вышла, а Корнелия опустилась в кресло у огня. Сил больше не осталось, но мозг работал лихорадочно.
«Я замужем, замужем, замужем! — проносилось в голове снова и снова. — И от этого никуда не деться».
Когда она спускалась вниз к обеду, эти слова продолжали стучать у нее в висках. Герцог ждал Корнелию в продолговатой, отделанной белыми панелями гостиной, окна которой смотрели на розарий. Стоял тихий вечер, и запах цветов смешивался с соленым морским бризом.
Все было очень романтично, идеальная обстановка для новобрачных, но тем не менее, сидя за столом при свете свечей напротив герцога, Корнелия подумала, что вряд ли еще найдется такая пара полностью разобщенных людей.
Когда герцог пил за ее здоровье, ей показалось, что он думает о Лили. Корнелия подняла бокал, но не смогла произнести никакого тоста, а только представляла, как бы все было, если бы они любили друг друга. Она чувствовал а, что ей нечего сказать, не о чем спросить. Ее робость и ошеломленность стали еще сильнее, чем прежде, когда она любила его и полагала, что он тоже стесняется выразить свою любовь. Теперь же то, что она когда-то считала невыраженным ответным чувством, превратилось всего-навсего в пустое безразличие.
Когда Корнелия поднялась и ушла в гостиную, герцог остался в столовой. Она постояла в одиночестве у окна. Надвигались сумерки. И тогда она вдруг запаниковала, горло сжало судорогой. Скоро наступит пора идти спать, а он потребует… что он потребует?
Впервые она осознала свое полное невежество. Ну почему не узнать раньше, что такое брак! Почему не попросить кого-то объяснить ей все! Но кого? Ее одолел страх неизвестности. Появилось дикое желание убежать, спрятаться.
Так, наверное, чувствуют себя преследуемые охотником животные, подумала Корнелия и тут же вспомнила, что страх в ней вызвал не кто иной, как герцог. Страх моментально покинул ее, а вместо него появилась странная слабость. Как часто в темном уединении своего ложа она думала об этой ночи, когда благодаря ему узнает, что такое любовь. Она отдавалась в своем воображении на милость его рукам, настойчивости его губ, а затем…
Корнелия резко вскрикнула, придя в ужас от собственных мыслей. Неужели она так низко пала, что может отдать себя, зная, что нежеланна? Душевное смятение улеглось, дыхание стало ровнее. Словно что-то вспыхнуло и погасло…
Когда герцог появился из столовой, Корнелия сидела на диване, бледная, но собранная. Войдя в комнату, он бросил взгляд на часы, и она решила, что время для него, должно быть, тянется очень медленно. Корнелия взяла несколько иллюстрированных журналов, лежавших на низком столике, и начала их листать. Картинок она не разглядела, но это было хоть какое-то занятие. Каждую секунду она сознавала, что рядом сидит человек с сигарой в одной руке и бокалом портвейна в другой.
Часы, казалось, тикали неестественно громко, но каждый раз, когда она бросала на них взгляд, выяснялось, что прошло всего несколько минут. Внезапно герцог поднялся и швырнул в огонь окурок сигары.
— Не хотите ли прогуляться по саду? — спросил он.
Корнелия закрыла журнал:
— Нет, благодарю вас. Я лучше отправлюсь спать.
— Хорошо. Полагаю, вы устали. Я приду позже.
Последние слова заставили Корнелию принять решение и лишили ее внешнего самообладания, которое она на себя напустила.
— Нет! — непривычно громко произнесла она, а потом заговорила неожиданной скороговоркой, пытаясь выразить свои чувства. — Вчера вечером я услышала ваш разговор с моей тетей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78