Корнелии вдруг стало очень холодно, и она, дрожа, протянула руки к горевшему в камине огню. Что, если он не простит ей той шутки, которую она с ним сыграла? Любовь, способная вынести удары, часто увядает, если над ней смеются.
Она услышала, как в дальнем конце комнаты закрылась дверь, и замерла, не в силах обернуться, не в силах посмотреть ему в лицо. Она слышала, как он идет по ковру — медленно, неторопливо. Сколько раз у нее вздрагивало сердце при звуке его шагов?
Он подошел совсем близко к ней, но она стояла, наклонив голову и пристально глядя на огонь, который, казалось, совершенно не давал тепла.
— Это правда или я сошел с ума? — очень серьезно, как показалось Корнелии, спросил он.
— Это правда. — Ей стоило большого труда выдавить из себя эти два слова.
— Вы — это Дезире, а Дезире — это Корнелия. —Да.
— Как я мог быть так слеп?
— Человек видит то, что ожидает увидеть, — сказала Корнелия, повторяя слова Рене. — Вы не ожидали увидеть свою жену в «Максиме».
— Определенно не ожидал.
Наступило молчание, и, хотя Корнелия по-прежнему не осмеливалась поднять на него глаза, она знала, что он смотрит на нее, изучает ее лицо, пытаясь, быть может, найти сходство между двумя женщинами, которые в действительности были одной.
— Виноваты очки, эти отвратительные, уродующие очки, — пришел он, наконец, к выводу. — Но я все же не понимаю… Вы сказали, что ненавидите меня, и я вам поверил, но Дезире, она ведь…
— Да, я сказала вам, что ненавижу вас, — прервала его Корнелия. — Но это… неправда.
Она почувствовала, как он замер, осмысливая эти слова, потом недоверчиво спросил:
— Вы хотите сказать, что, выходя за меня замуж, вы не были ко мне равнодушны?
— Я… любила вас. — Корнелия произнесла это почти беззвучно, но он ее услышал.
— Боже мой! Бедный ребенок! Мне и в голову не приходило…
— Да, вы этого… не знали.
— Я, должно быть, сделал вас очень несчастной.
— Я воображала… будто вы… меня любите.
— Какая отвратительная жестокость! Я был слеп, я был глуп. Вы когда-нибудь простите меня?
— Думаю… я вас… уже простила.
— В таком случае, посмотрите на меня.
Корнелия опять почувствовала, что ее охватывает паника, но уже не от страха. Она стояла неподвижно, с опущенными глазами, и бушующая в ней паника постепенно уступала место какой-то невыразимо сладостной застенчивости — застенчивости женщины перед мужчиной, которому она себя отдала.
— Посмотрите на меня!
Теперь это был приказ, властный и уверенный, и она не устояла — вскинув голову, почти с вызовом, Корнелия взглянула ему прямо в глаза и увидела там, в их глубине, пылающий огонь страсти, сдерживаемой, но столь же неистовой и властной, как в ту ночь, когда он сделал ее своей.
— О, моя дорогая, моя любимая, — нежно сказал он. — Как ты могла убежать от меня? Как ты могла заставить меня страдать так, как я страдал эти два последних дня?
— Я хотела… быть уверенной, — прошептала Корнелия.
Говорить было трудно: сердце билось у самого горла и весь мир в странном хороводе кружился вокруг нее.
— Ты не могла страдать так, как страдал я. Временами я думал, что сойду с ума при мысли о том, что, быть может, потерял тебя навсегда.
— Я хотела быть уверенной, — повторила Корнелия.
— А тот мужчина, которого ты любила? Мысль о нем превратила меня в убийцу. Я мог бы убить его, и сделал бы это с величайшей радостью.
— Это был… были вы.
— Что ж, теперь я знаю, каково это — сходить с ума от ревности. — Герцог улыбнулся. — Может быть, мне было бы спокойнее, если бы ты снова стала носить темные очки!
— Нет, ни за что на свете! — возразила Корнелия. — Я их выбросила.
— Значит, мы можем выбросить и все несчастья и недоразумения?
— Я очень на это надеюсь.
— Боже мой, эти долгие дни в Париже! — припомнил герцог. — Как я тосковал и считал минуты, оставшиеся до встречи с Дезире! Как тебе удалось так ловко меня обмануть? Как ты могла подвергнуть меня такой дьявольской пытке?
Корнелия улыбнулась.
— Временами и мне бывало трудно, — призналась она. — Ведь я тоже с нетерпением ждала… вечера,
— Ты сводила меня с ума, — не мог остановиться герцог. — Эти вечера, когда ты не позволяла мне прикоснуться к тебе, не позволяла даже взять тебя за руку. Сама же ты смотрела на меня из-под этих длинных ресниц, и кожа у тебя была такая белая, а губы такие красные! О, Дезире — теперь я не могу называть тебя иначе, ты всегда будешь страстным желанием моего сердца. Мы оба, я уверен, нашли то, чего искали всю жизнь.
Он поднял ее на руки, и его лицо сияло победительным восторгом. Он был завоевателем, триумфатором, путешественником, достигшим цели своего пути! Ее волосы струились по обнаженным плечам и касались пола, когда он нес ее через комнату, через большой мраморный холл наверх в спальню.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66