Офицер же вошел в помещение зала судебных заседаний.
Как обычно в таких случаях, там уже толпились жадные до сенсаций репортеры. Они даже начали что-то писать в своих блокнотах, хотя судебное заседание еще не открылось.
Места для публики тоже не пустовали. В основном они были заполнены праздными зеваками, которые заранее предвкушали удовольствие от того, как знатные дамы будут «валять дурака».
Присутствовали здесь и женщины победнее. Им хотелось понять смысл нового движения, в котором с таким пылом участвуют эти богатые дамы.
Судья, мистер Кертис-Беннетт, был весьма суров и деловит.
Во главе арестанток шла некая миссис Деспард, которая, как стало известно Виоле, была признанным лидером суфражистского движения.
По всей видимости, эту ночь в камере она провела, репетируя свою будущую речь, и теперь принялась с жаром объяснять судьям, что вчерашнее выступление суфражисток было лишь началом большой кампании, которая будет продолжаться до тех пор, пока правительство не удовлетворит их главное требование и не предоставит женщинам равные с мужчинами избирательные права.
— Пути назад у нас нет, — объяснила миссис Деспард, — и чем скорее мы добьемся своего, тем лучше для вас!
В ответ мистер Кертис-Беннетт сурово отчитал ее, напомнив, что беспорядки на улицах являются преступлением и должны быть, безусловно, прекращены.
— Двадцать шиллингов штрафа или две недели тюрьмы! — вынес он свой приговор, на что миссис Деспард с достоинством отвечала:
— Я выбираю тюрьму. Да здравствует наше дело!
Тот же выбор был предоставлен следующей подсудимой, и она ответила так же.
Именно в этот момент к Виоле, стоявшей в конце ряда, подошел полицейский офицер.
Наклонившись, он зашептал ей на ухо:
— Когда судья обратится к вам с этим вопросом, мисс, сделайте вид, что вам стало дурно. Штраф за вас обещал заплатить некий джентльмен, который ожидает вас у входа в карете…
Виола удивленно посмотрела на говорившего, но не успела сказать ни слова, как он уже отошел от нее.
В это время следующая арестантка громко объявила:
— Я выбираю тюрьму, и да будет проклято наше жестокое правительство!
Постепенно арестованных женщин становилось все меньше и меньше. Тех, кому приговор был уже вынесен, увели обратно в тюрьму. Наконец дошла очередь и до Виолы.
Она предстала перед судьями, чувствуя, как отчаянно колотится сердце, и в то же время пытаясь сообразить, как ей действовать дальше.
Девушка понимала, чего ожидает от нее мачеха, — ведь та намеренно спровоцировала арест падчерицы.
Виола убеждала себя, что нельзя быть такой трусихой. Надо пройти через выпавшие на ее долю испытания подобно тому, как поступили все эти женщины. И в то же время в глубине души она была твердо убеждена, что это не ее стезя.
Во-первых, она сомневалась в том, что суфражистки борются за правое дело, а во-вторых, не одобряла избранных ими методов, которые шли вразрез с ее характером и воспитанием.
«И все-таки как же мне поступить?» — в отчаянии подумала Виола.
Погруженная в раздумья о том, надо ли ей последовать примеру своих подруг и отправиться обратно в тюрьму, девушка услышала свое имя, а затем бесстрастные слова судьи:
— Виола Брэндон, вы обвиняетесь в том же преступлении. Выбирайте — штраф двадцать шиллингов или две недели тюрьмы?
Возможно, именно его равнодушный тон и то, что судья при этом даже не взглянул на нее, заставили Виолу принять решение.
Глупо бросать вызов человеку, который, даже не вникая в существо дела, видит в этом судебном разбирательстве лишь обычную бюрократическую процедуру.
Виола закрыла глаза. Она вдруг почувствовала такую слабость и усталость, что неожиданно для себя вполне правдоподобно рухнула на пол.
Два констебля довольно грубо подхватили ее под руки.
До Виолы донеслись слова какого-то мужчины:
— Ваша честь, я вношу штраф за эту даму. Полицейские бесцеремонно потащили ее к выходу из зала суда.
— Следующий! — отрывисто распорядился судья Кертис-Беннетт, и не успела Виола покинуть это негостеприимное здание, как в зал ввели очередного подсудимого.
Почувствовав на щеке дуновение свежего ветpa, девушка поняла, что ее вынесли на улицу, а через несколько мгновений она уже сидела в каком-то экипаже.
Откинувшись на подушки, Виола услышала голос Рейберна Лайла:
— Благодарю вас, констебль.
Дверца закрылась, и экипаж тронулся в путь. Виола открыла глаза и увидела рядом с собой улыбающееся лицо Рейберна Лайла.
— А вы, оказывается, прекрасная актриса! Вот уж не думал, — насмешливо сказал он.
Девушка выпрямилась и поправила шляпку.
— Я так и думала, что это вы…
— А кто же еще стал бы вас спасать? — спросил он. — Неужели существует много кандидатов на эту роль?
— Кроме вас — никого, — честно ответила Виола. — Но как вы узнали, что я здесь? Это просто какое-то чудо!
— По счастливой случайности, я сам в это время находился в полицейском участке, — объяснил Лайл.
Увидев в глазах Виолы немой вопрос, он рассмеялся.
— Нет, не в качестве арестанта. Просто некоторое время назад у меня украли бумажник и портсигар, а полиция, как ни странно, их нашла. Вот я и пришел забрать свои вещи.
— И там увидели меня? — тихо спросила Виола.
Да. И очень удивился, что вы опять взялись за старое, — признался Лайл. — Неужели вы успели подложить другую бомбу?
— Нет-нет, что вы, ничего подобного! — запротестовала Виола. — Мы с мачехой пошли на Даунинг-стрит посмотреть на демонстрацию у дома премьер-министра, а потом…
Она запнулась.
Ей показалось неудобным рассказывать постороннему человеку о том, как низко поступила с ней мачеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53