Не надо! Нельзя драться с таким человеком. Уйдем отсюда! Какая разница… Пусть даже он назвал вас… трусом…
— Разница есть, и очень большая. Я не могу позволить этому мерзавцу, который даже не умеет пить, оскорблять меня!
— Он может вас ранить!
— Возможно, но я все равно должен с ним драться!
— Папа… Пожалуйста!
Но все ее мольбы и уговоры были бесполезны. По выражению глаз отца она поняла, что он не отступит.
Она вспомнила, как отец говорил, что в студенческие годы любил фехтовать.
Но это было так давно, а немец силен и молод. Разве есть у отца надежда одержать победу?
— Папа, нет! — в отчаянии воскликнула Гизела. — Я пойду танцевать с этим господином!
— Неужели ты думаешь, что я позволю этому наглецу прикасаться к тебе? — сказал Пол Феррарис. — Не стоило везти тебя в такое место, но раз уж мы оказались здесь, то и уйти должны с достоинством.
Гизела, несмотря на отчаяние, надеялась, что отца еще можно уговорить уйти, но у нее уже не было возможности поговорить с ним.
Пол Феррарис, стройный и элегантный, в белой рубашке из тончайшего льна, не спеша прохаживался в центре зала.
Владелец клуба пригласил ему в секунданты уже немолодого, солидного человека — без сомнения, значительное лицо.
Гизела осталась за столиком и с тревогой смотрела, как отец разговаривает с секундантом, а с другой стороны зала к ним направляется офицер в сопровождении своих товарищей. Они громко смеялись и шутили.
Без своего великолепного мундира немец выглядел еще непригляднее. Взгляд, который он бросил на Пола, ясно говорил, что он уверен в своей победе.
Но если он победит, ей придется с ним танцевать!
Гизела едва удержалась, чтобы не броситься к секундантам, умоляя их остановить дуэлянтов.
Она понимала, что это ничем не поможет, а только послужит поводом для новых оскорблений.
Гизела сознавала, что должна держаться с достоинством и вести себя так, чтобы не оскорбить гордость отца.
Все посетители клуба глазели на дуэлянтов. Оркестр не переставал играть, и казалось, что перед зрителями разворачивается представление, специально задуманное для их развлечения.
Гизела подумала, что здесь, наверное, такие вещи случаются часто.
Ей хотелось спрятаться куда-нибудь, хотя бы закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, но гордость заставила ее высоко поднять голову.
Она видела, как переговариваются между собой люди, и с отвращением подумала, что они, вероятно, заключают пари о том, кто победит, а на нее смотрят как на своеобразный приз для победителя.
От стыда ей хотелось провалиться сквозь землю.
Вдруг она услышала голос секунданта:
— Джентльмены, победителем признается тот, кто первым прольет кровь противника. После этого дуэль прекращается, а танцы продолжаются. Будьте любезны занять свои места. Начинайте по моему сигналу.
Широко открытыми глазами Гизела смотрела на отца в надежде, что он тоже посмотрит на нее. Но Пол Феррарис не отрывал взгляда от своего противника.
Гизела в отчаянии и испуге молилась за отца, но почему-то ее молитвы о помощи были адресованы не Богу, а Миклошу.
Клинки со звоном скрестились, и этот звук проник Гизеле в самое сердце. Внезапно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.
Ей не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это. По тому, как замерло ее сердце, она поняла, что это Миклош.
Не оборачиваясь, она протянула ему руку и почувствовала, как его сильные пальцы сжали ее ладонь.
Отец действовал осторожно, а немец, наоборот, был напорист.
Казалось, он хочет запугать противника, прежде чем тот успеет перейти в наступление.
Несмотря на то что Пол Феррарис уже много лет не фехтовал, он хорошо помнил основные приемы защиты.
Ему удавалось отражать выпады офицера, который был излишне горяч и явно хотел похвалиться своей удалью перед зрителями и собутыльниками.
Внезапно Пол Феррарис от обороны перешел к наступлению.
Кончик его рапиры распорол немцу рукав и оцарапал кожу.
Зрители вскрикнули, а секундант поднял руку.
— Честь удовлетворена! — провозгласил он громко, так, чтобы услышали все.
Пол Феррарис опустил рапиру.
В ту же секунду немец сделал неожиданный резкий выпад и ранил его в руку.
Это было нарушением правил. Раздались возмущенные возгласы.
— Это бесчестно, mein Herr! — строго сказал секундант отца немецкому офицеру.
Пол Феррарис выронил оружие и зажал рану ладонью.
— Вы победили, господин Феррарис, — сообщил ему секундант офицера. — Мне очень жаль, что вам нанесли оскорбление…
Офицер перебил его:
— Чепуха! Он просто порвал мне рубашку, но не пролил ни капли крови. Победитель — я. И я это вам докажу!
Гизела вдруг обнаружила, что ее рука по-прежнему в руке Миклоша. Она высвободилась и подбежала к отцу.
— Вам больно, отец? Позвольте мне перевязать рану.
— Пустяки, — ответил Феррарис. — Просто царапина. Пойдем отсюда.
— Не раньше, чем я получу свой танец, — протестующе воскликнул немец.
Он двинулся к Гизеле, и она инстинктивно спряталась за спину отца.
Но прежде чем Пол Феррарис успел что-то произнести, перед немцем возник Миклош и уверенным, не терпящим возражений тоном сказал:
— Если вы еще не удовлетворены, сударь, то будете иметь дело со мной.
— С какой стати я должен драться с вами? — спросил немец. — Я сам выбираю себе противника и не собираюсь сражаться со всеми фиглярами в Вене.
Публика притихла, ожидая, что ответит на это Миклош.
— Вы будете драться со мной, потому что я так решил, — сказал он. — А если вам нужен повод, то его не трудно найти.
Он сделал шаг вперед и бросил немцу в лицо ослепительно белую перчатку.
— Как ты смеешь оскорблять меня, венский подонок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37