— Как вы догадались их захватить? — воскликнула Николь, узнав об этом. Довкинс усмехнулся.
— Уж я-то знаю, каким бывает его светлость, когда ему становится скучно, — сказал он, — и могу сообщить вам, мисс, что скучно ему становится быстро!
Николь встревожилась, как бы ему не стало скучно с ней до такой степени, что он отправил бы ее назад в Англию.
В своей скромности она даже не подозревала, что маркиз на удивление сильно заинтересовался ею — потому что она была совсем не такой, как он себе представлял.
Вместе с тем ему не терпелось поскорее вернуться в Англию.
Поэтому он не стал задерживаться в Афинах или встречаться с кем-нибудь из своих друзей.
Прямо с вокзала маркиз повез Николь в гавань.
«Морской конек» ждал его у пристани.
Эту яхту маркиз не раз использовал, выполняя поручение министерства иностранных дел.
Поэтому он установил на ней более мощные двигатели, чем на любом другом частном судне такого же класса.
Николь, впрочем, об этом не знала.
Она видела лишь, что это самая роскошная яхта, какую только можно себе вообразить.
Очень скоро Николь убедилась, что, помимо удобства и роскоши, на яхте есть прекрасно вышколенный экипаж, состоящий из матросов, отлично знающих свое дело.
Коком у маркиза был француз.
Узнав об этом, Николь сказала маркизу, что яства на их стол, вероятно, поставляются прямо с горы Олимп.
— Вообще-то, — добавила она, — поскольку мы поднялись на борт в Афинах, так оно и есть!
С легким сожалением она подумала, что очень хотела бы увидеть Акрополь.
Николь не могла понять, почему маркиз так спешил выйти в море.
Он, со своей стороны, считал, что будет ошибкой давать какие-то объяснения, которые только разожгут в Николь любопытство.
Капитану было приказано с максимальной скоростью идти к Константинополю.
Маркиз сделал только одну уступку в Афинах — сразу по прибытии поезда он послал Довкинса накупить побольше газет, независимо от того, на каком языке они напечатаны.
Довкинс отлично справился с поручением и прибыл на яхту всего десятью минутами позже маркиза и Николь.
Газеты, напечатанные на всех языках Балкан и охватывающие последние несколько дней, рассказали маркизу, как развивались военные действия между Россией и Турцией.
Он выяснил, что русские продвинулись еще ближе к Константинополю, чем предполагалось, — и, значит, любые заявления английской королевы были уже бесполезны.
Следовало, выполняя инструкции премьер-министра, как можно более достоверно выяснить, что задумали русские.
В разговорах с Николь маркиз тщательно обдумывал каждое свое слово, не желая будить в ней излишнего любопытства.
Он подозревал, что она могла бы спросить о причинах столь поспешного отъезда из Англии, и задавался вопросом, как объяснить ей свое намерение посетить Константинополь в такое неподходящее время.
Потом он вспомнил, что она англичанка и, следовательно, вряд ли много знает о том, что происходит сейчас на востоке.
Поэтому маркиз был крайне удивлен, когда Николь небрежно заметила:
— Новый договор с Турцией, заключенный графом Игнатьевым, эмиссаром Александра Второго, предполагает, что Болгария теперь будет простираться от Черного моря до Эгейского.
На мгновение маркизу показалось, что он ослышался.
Потом он резко спросил:
— Кто вам это сказал?
— Я прочла в газете, — ответила Николь, — Там написано, что фактически все Балканы теперь под контролем России.
— Покажите газету, — велел маркиз. Все газеты были сложены в стопку на столе в салоне.
Николь долго перебирала их и, отыскав нужную, протянула маркизу.
— Но она же греческая! Не хотите ли вы сказать, что знаете греческий?
— Не очень хорошо, — призналась Николь. — И папеньку мой акцент всегда так удручал! Но читаю я с легкостью.
— Вы меня удивляете! — сухо сказал маркиз, пробегая глазами статью, о которой говорила Николь.
Там было сказано, что греки чрезвычайно опасаются вторжения России на территорию их ближайших соседей.
Решив, что не стоит обсуждать это с Николь, маркиз бросил газету на палубу и предложил ей сразиться в нарды.
Погода была теплой, и Николь надела тонкое платье из тех, что передала ей Бесси.
Маркиз заметил, какое оно старое и изношенное.
Довкинс, кстати, сказал ему, когда они были в его каюте вдвоем:
— Такой замечательной девушки у нас на яхте еще не бывало, милорд!
Маркиз оставил это замечание без комментариев, и Довкинс добавил:
Если вы спросите меня, то это позор, что она ходит в таких обносках. За них и нищий «спасибо» не скажет!
— Я знаю, — коротко ответил маркиз.
Он понимал, что Довкинс ждет от него каких-то действий по этому поводу, но догадывался, что Николь отвергла бы любые предложения купить ей новые платья.
Саму ее их состояние, видимо, ничуть не смущало.
Судя по всему, мать привила ей очень строгие понятия о приличиях.
Как-то в разговоре о леди Лессингтон, чей снимок Николь увидела в одном из журналов, которые читала в поезде, маркиз цинично заметил:
— Она сверкает подобно алмазу, и сама явно питает страсть к этому камню.
— Значит, лорд Лессингтон должен быть очень богат, — невинно проговорила Николь.
Маркиз подумал о чрезвычайно дорогом ожерелье, которое он подарил леди Лессингтон прежде, чем они расстались, и задался вопросом, что скажет Николь, если он предложит ей в подарок какой-нибудь драгоценный камень.
Он пришел к выводу, что она будет удивлена и шокирована.
Она понятия не имела, что любая леди света готова принять любой подарок, если он дороже склянки духов или, на худой конец, веера.
Прошлым вечером, после обеда, когда звезды в небе сияли так ярко, маркиз задумался о том, какой еще цвет, кроме бирюзового, может пойти Николь и как приятно было бы подбирать для нее наряды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37