Но как бы ей ни хотелось оставаться спокойной и безмятежной, с того самого момента, как она покинула дом Рейнольдсов, Джек бомбардировал ее письмами и телефонными звонками.
Пережив разочарование и изменив свои представления о нем, Флер считала, что ее отъезд не будет иметь для него значения. Но как только она уехала, Джек понял, что он теряет.
В тот же вечер около девяти часов ее позвали к телефону.
— Что это я такое слышу? — сказал Джек сердито. — Мама говорит, что ты устроилась на работу. Этого не может быть!
— Но это так, — возразила Флер. — Почему ты так удивляешься? Не могла же я оставаться у вас после…
— Не говори глупостей! Ты знаешь, что ты мне нужна. У меня остается еще неделя отпуска, и потом, Флер… Флер, любимая, ты не можешь так меня оставить.
Его голос стал мягким и нежным; она изо всех сил старалась сопротивляться звучавшему в нем призыву.
— Прошу тебя, Джек, будь благоразумен! Я оставила тебе записку — ты ее найдешь на туалетном столике.
— О чем ты в ней пишешь?
— Я прощаюсь с тобой.
— Но ты не можешь уйти! — голос его вновь поднялся до крика.
— Могу и должна, — с отчаянием проговорила Флер, — и я не могу дольше разговаривать — это неудобно. Прощай… любимый.
Она не могла удержаться от этой последней ласки, это слово
выскользнуло у нее невольно. Не дожидаясь ответа, она положила трубку и почувствовала, что вся дрожит и вот-вот расплачется.
Она вернулась в спальню миссис Митчэм, где беседовала со старухой, когда Бархем позвал ее к телефону.
Подойдя к двери, Флер постаралась принять естественный вид, но от зорких глаз старухи нельзя было ничего скрыть.
— Уверена, что это был ваш молодой человек, — сказала она. Когда Флер не ответила, миссис Митчэм продолжала: — Вам кажется, вы ужасно несчастны, но пари держу, что он и слезинки вашей не стоит. Послушайтесь моего совета, милочка, и забудьте о нем. Много их еще у вас будет.
Флер подумала, что в усмешке миссис Митчэм было что-то циничное. Она молча сидела у постели, раздраженная этим вторжением в ее внутренний мир. Внезапно усыпанная драгоценностями рука легла на ее руку.
— Не надо огорчаться, дитя мое. Увидите, что в конечном счете все сложилось к лучшему. Конечно, сейчас вам от этого мало утешения, когда у вас сердце кровью истекает, но, прожив с мое, вы убедитесь, что я права.
В ее голосе было что-то настолько добродушное, что слезы подступили к глазам Флер, и на этот раз она их не сдерживала.
— Ну, ну, — сказала миссис Митчэм. — Я бестактная старуха, но вы должны принимать меня такой, какая я есть, мне уж слишком поздно меняться. Расскажите мне все — вам будет полезно высказаться. Если все время так сдерживаться, то в конце концов взорвешься.
И как бы ей самой это ни казалось невероятным, Флер рассказала все.
Потом она недоумевала, почему это сделала. Поступила ли она так под влиянием собственной слабости и обычного женского желания излиться перед сочувствующим слушателем, а может, миссис Митчэм, несмотря на все ее странности, обладала уникальным даром вызывать на откровенность и выслушивать тайны чужой души.
Впоследствии Флер узнала, что последнее предположение оказалось справедливым. Старой даме вверялись люди самых разных качеств и сословий. В доме не было ни единой проблемы, любовной истории или какого-то осложнения, с которым бы не шли к ней.
Одной из причин этого был постоянный неистощимый интерес миссис Митчэм к людям. Иногда Флер казалось, что она жива только своим любопытством. Ничто не было для нее слишком мелким или незначительным, не стоящим внимания.
Будучи слишком стара, чтобы жить активно, она существовала за счет других людей, и причуды человеческой природы были для нее неиссякаемым источником жизненных сил.
Как выяснила Флер, до нее у миссис Митчэм был целый ряд, как она выражалась, «сладкоречивых» женщин. Их шокировало ее поведение, ее грубые высказывания возмущали этих дам до глубины их благовоспитанных душ.
Сначала Флер не могла понять, откуда миссис Митчэм брала такие выражения, но та просветила ее. Однажды, когда они говорили о Прайори, Флер заметила со всей искренностью:
— Наверное, такое прекрасное окружение возмещает вам многое, даже то, что вы прикованы к постели.
— Как бы не так, — едко возразила миссис Митчэм. — Уж не думаете ли вы, что самые замечательные штучки в мире могут заменить мне ноги? К тому же вся эта дворянская роскошь и блеск никогда меня не поражали. Куда как лучше отличная полированная стойка под руками да веселая компания вокруг в баре. Вот что мне по душе, вот это для меня.
Флер смотрела на нее, широко раскрыв глаза. Миссис Митчэм засмеялась.
— Разве вы не слышали? — спросила она. — Я думала, до вас дошли сплетни. Да, я была барменшей — и не стыжусь этого. Могу похвастаться, что в молодости я имела успех. А потом заявился Альберт Митчэм и увел меня. Я часто думала: дура я была, что за него вышла, могла бы развлечься и отпустить его на все четыре стороны, как бывало с другими. Но нет! Ему был нужен только законный брак, а я тогда верила, что без любви и жить не стоит.
— Возможно, так оно и есть, — сказала Флер.
— Все о вашем щеголе думаете? — поинтересовалась миссис Митчэм.
Она редко упоминала Джека, не обругав его как-нибудь, и Флер перестала обращать на это внимание. Целиком доверившись старухе, она понимала, что под вульгарной внешностью и грубостью скрывается сердце, полное сочувствия ко всем несчастным.
— Вы его забудете, и притом скоро. Флер улыбнулась:
— Легко сказать. Ведь вы меня понимаете.
— Я-то понимаю и часто жалею, что часами плакала о чем-то, чего уже не поправишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58