Кто-то пустил утку о том, что людей уже выпустили. Что во всем было замешано ФБР…
Время шло, и Эйнджел чувствовала себя все более изолированной от внешнего мира. Все труднее становилось отличать правду от очевидной чепухи. По прошествии десяти часов прошел слух о том, что все моро будут расстреляны и с помощью армейского корпуса инженерных войск захоронены в братской могиле в районе Президио. Эта новость заставила Эйнджел заволноваться.
Последние сведения, дошедшие до нее, касались президента Мередита и его союзников с Альфы Центавра. Узнать детали ей не довелось, поскольку наконец выкликнули ее имя.
К этому времени толпа обитателей камеры настолько поредела, что она могла протиснуться к двери практически не наступая на людей. В первые часы после прибытия моро она своими глазами видела, как людям, чтобы пробраться к выходу, приходилось буквально лезть по головам своих товарищей.
В дверях ее поджидала высокая сутулая фигура Де Гармо. Он выглядел так, словно спал не больше нее. Адвоката сопровождал полицейский в полной военной амуниции. Когда дверь камеры открылась, ему пришлось немало потрудиться, чтобы сдержать напор находящейся внутри толпы моро.
- Наконец-то, - пробормотала Эйнджел, выходя из помещения, ставшее ее домом на целых четырнадцать часов.
- К вашему сведению, залог был внесен десять часов назад. Но город наш увяз в бюрократизме. К тому же система не рассчитана на ведение дел такого большого количества человек.
Когда они подошли к выходу из блока камер предварительного заключения, дверь перед ними распахнулась и внутрь вошли два полицейских. У одного из них в руках имелся карманный компьютер, с которого он считывал какие-то данные.
- Джизус Монтойя.
Уходя Эйнджел услышала голоса двух разных моро.
- Здесь!
Один из копов замотал головой и поднес руку к козырьку защитного шлема.
- Черт, что будем делать?
Выйдя наружу, Эйнджел сначала была ослеплена неожиданной яркостью светового дня. Повернувшись к адвокату, она спросила:
- Какой сегодня день?
- Четверг, сейчас уже около двенадцати.
- Спасибо, что вытащили меня из этой дыры. Я думала, что это никогда не кончится.
- Многие люди в этом здании чувствуют то же самое. Вам нужно благодарить Бога за то, что там сейчас делается.
Де Гармо проводил ее до обочины дороги, где был припаркован «БМВ».
- Разве машина не нужна копам в качестве вещественного доказательства или чего-то еще?
Де Гармо усмехнулся.
- Единственное, что они могли вам инкриминировать, так это то, что вы покинули место происшествия. Пострадавшая сторона ни на чем не настаивала, особенно после того, как я их информировал, что иначе против них будет выдвинуто обвинение в нанесении оскорбления.
- А что городские власти?
Де Гармо провел рукой по черному «ежику» стриженных волос.
- Вам исключительно повезло. Они настолько обеспокоены тем, что произошло, что мне было относительно просто уладить это дело, так как, кроме этой чепухи, у них на шее висит масса других, более серьезных дел. К тому же я указал им, что обвинение против вас и яйца выеденного не стоит, что может подтвердить любой судья штата.
Эйнджел покачала головой.
- К черту все. Сколько я вам должна за хлопоты?
- Вы получите счет.
- Ладно, хорошо.
Эйнджел набрала шифр и открыла дверцу автомобиля.
- Я отблагодарила вас?
Де Гармо кивнул.
Как странно изменился мир, в котором теперь жила Эйнджел. Одним из показателей этой перемены был факт, что адвокат перестал быть для нее некой аморфной гипотетической фигурой, одним из числа той абстрактной массы, куда она сваливала и полицейских, и политиков.
- Да, вот еще что, - сказал Де Гармо, когда она села за баранку автомобиля. - Я добился того, чтобы больница Святого Луки выдала нам прах мистера Дорсета. Они даже предложили нам заплатить за похороны…
Эйнджел зевнула:
- Послушайте, не могли бы мы поговорить на эту тему в другой раз?
- Хорошо, но следует отдать последние распоряжения.
- Завтра, ладно? Мне нужно прийти в себя и хоть немного поспать.
- Значит, до завтра.
Де Гармо протянул ей руку, и Эйнджел горячо пожала ее.
«Да, - подумала она, - до конца недели этого сукиного сына, Байрона, следовало бы предать земле».
Она включила скорость и надавила на педаль газа, которую продолжала жать всю дорогу, пока не подъехала к дому.
ГЛАВА 15
Восемь часов спустя Эйнджел наматывала круги вокруг останков «Кроличьей норы» и размышляла о тех событиях, которые перевернули ее жизнь.
В своих вещах она откопала одну старую реликвию из Кливленда, музыкальную пластинку, которую, включив проигрыватель на полную мощность, теперь прослушивала на видеокоме «БМВ». Это была настоящая музыка моро - гитарный скрежет какой-то безвестной уличной музыкальной группы, о которой за пределами Кливленда никто и не слышал. В отличие от синтетической музыкальной дребедени, которая в огромных количествах засоряла каналы видеокома на Западном побережье, эта музыка когда-то существовала в реальной жизни, а не только в памяти компьютера.
Рвущие душу аккорды и стихи на ломаном арабском - вот все, что напоминало ей о том времени, когда все в жизни было просто и понятно. Эйнджел очень хотела вернуться в свое прошлое, на темные городские улицы, законы которых были ей хорошо известны, когда она думала, что будет жить вечно и весь мир ее заключался в нескольких городских кварталах.
В прошлое, когда не приходилось волноваться о будущем.
«Должно быть, и в самом деле живется хреново, раз с болью в сердце вспоминаешь жизнь в полусгоревшем здании в окружении всякого отребья, когда и месяца не проходило, чтобы не замели или не порешили хорошего товарища».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102