Только голос...
- Давай! - кричит она шоферу впереди нас, он лишь на мгновение
оборачивается, и это, конечно, Валера, еще более неузнаваемый, потому что
грим его выполнен с исключительным профессионализмом. Кондовый славянин
стал породистым кавказцем.
Машина срывается с места, и мы несемся сквозь дождь. Зонт по-прежнему
не пристроен и весьма опасен из-за острого наконечника. Людмила зло
вырывает его у меня из рук и сует куда-то за спину.
- Вы что, ограбили антикварный магазин?
Нет, это не юмор. Это мимоходом. Лицо ее напряжено, и я не могу
оторвать от нес глаз, потому что, отвернувшись, затем вынужден
настраиваться, чтобы узнать ее, и что-то неприятное есть в этой
необходимости вглядываться в изменившиеся черты, чтобы восстановить образ
и отношение к нему.
Мы уже за чертой городи, по в машине молчание. Признаюсь, мне немного
не по себе от той лихости, с которой Валера гонит машину сквозь ливень, но
Людмила спокойна, успокаиваюсь и я. Нужно привыкать к сюрпризам моих
друзей, а на сюрпризы они не скудеют, и будь я проклят, если это мне не
нравится. Все-таки в глубине души я не принимаю их всерьез и словно
присутствую при играх детей не моего поколения и потому для меня
любопытных. Любопытство это небезопасно, о чем и свидетельствует царапина
на моей скуле. Но игры детей всегда небезопасны для взрослых.
Город позади. Нарушая правила, Валера выкручивает руль влево, и мы
оказываемся в небольшом тупичке под скалой. Справа от нас сплошная завеса
дождя, а мы будто в полупещере. Валера выключает зажигание и
поворачивается ко мне. Пауза чуть-чуть затягивается. На загримированных
лицах трудно угадать выражение, и я все пне нахожусь в стадии узнавания,
ведь передо мной совсем другие лица, к каким я уже привык, я ловлю себя на
желании активно разгримировать их, чтобы предугадать характер предстоящего
разговора.
- Вы, конечно, считаете нас подонками?
Это Людмила. Она нервничает, и это мне нравится.
- Валерка, он известная свинья, он хотел, чтоб мы смотались без
объяснений. Но вы мне нравитесь. Вы мне очень нравитесь. Валерка не даст
соврать. Будь все по-другому...
- Но все не по-другому, - мягко одергивает ее Валера.
- А ты вообще... Это ты должен говорить, а я молчать.
- Давай, я буду говорить, - вяло предлагает он.
- Нет уж! Я знаю, ты будешь говорить, как робот.
Валера пожимает плечами, но продолжает сидеть, облокотившись на
спинку своего сиденья, и смотрит на меня своим типичным взглядом, в
котором в искуснейшей пропорции замешаны любопытство и равнодушие. А мне
кажется, что я имею дело не с двумя, а с четырьмя человеками, потому что
на каждую фразу, чтобы откликнуться сознанием, мне нужно условно
разгримировать каждого, и только тогда фраза полностью доходит до меня.
Это, однако же, утомительно и неприятно. Решаюсь брать инициативу в свои
руки.
- Давайте-ка по порядку. Деньги сдали?
Людмила смотрит мне в глаза. А я смотрю в ее глаза, и будь, как она
сказала, все по-другому, я бы решил, что люблю эту женщину. Но я не люблю
ее, потому что взгляды наши хотя и ладонь к ладони, но не рукопожатие...
- Мы не собирались этого делать.
Ну, вот. А я вовсе не в школе. Где-то в глухих запасниках мозга,
значит, уже вызрела догадка, а я лишь упорно навешивал замки.
- А мать? - спрашиваю.
- Понимаете, у вас, конечно, свой большой жизненный опыт. Но в нашей
жизни вы ничего не понимаете. Не обижайтесь. Если бы мы сдали все, что там
взяли, то это те самые улики, которые нужны ментам, чтобы законопатить
мамашу до старости. Если она будет молчать и не назовет боссов, они
вытащат ее из лагеря года через два и устроят прилично. Это же мафия. Они
скоты, но своих в обиду не дают. И никакие перестройки не справятся с
ними, потому что все хотят жить, как хотят, а не как это нужно каким-то
там идеологиям.
- А если все-таки ваша мама по каким-то соображениям назовет и
боссов, и про деньги...
- Про деньги? - На лице Людмилы улыбка. - Да она понятия об этом не
имеет! Ни где, ни сколько...
- А как вы узнали?
И снова она смотрит мне в глаза прямым и чистым взглядом
серо-зеленых, а может, голубых глаз. Потом вдруг срывает парик. Ее
чудесные русые волосы, словно освободившись от пут, распадаются по плечам,
и кажется, будто они жмутся, прижимаются к ним, обиженные насилием парика.
- Для того чтобы узнать, где их тайник, милый вы мой человек, мне
всего лишь пришлось переспать кое с кем.
Машинально кидаю взгляд на Валеру. Но он невозмутим и смотрит на
меня, как на подопытную лягушку, которую только что начали искусно
препарировать. А скорее всего это не он так смотрит, а я себя так
чувствую.
- Значит, вы украли эти деньги для себя.
- Конечно, - быстро отвечает Валера, и, по-моему, он несколько
разочарован моим поведением.
Я должен сказать нечто весомое, это весомое где-то на подходе, а на
языке какая-то ерунда.
- Теперь у вас есть деньги, и теперь вы брюнеты...
- Только до послезавтра, - говорит Людмила со значением в голосе.
- Людка! - о чем-то предупреждает ее Валера.
- Замолчи ты, ради Бога! Ты ни черта не понял, что он за человек.
И кивок в мою сторону.
- А вы, - спрашиваю, - поняли, что я за человек?
- Конечно! - восклицает.
Боже, и что это за порода такая! Взгляд чист, как у мадонны!
- Вы марсианин или венерианец, и у вас там на деревьях синие листья.
Если бы я была сейчас, как в пятнадцать лет, я побежала бы за вами, как
бездомная собачка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31