Пробить такие стекла пулей тоже невозможно.
И я бы не догадался, если бы Коко чуточку не ослабила внимания. Просто она слишком изумлена моим ответом и позволила себе отвлечься. Когда она сняла очки, я краем глаза поймал изображение на внутренней стороне стекла. Там было что-то, но никак не я и не комната с часами.
Но донна не сердится. Либо умело сдерживается.
— Разве я назвала вас легавым? Вас, кажется, Януш зовут? — Донна проявляет чудеса вежливости. Она делает вид, что не успела досконально ознакомиться с моей биографией. — Я назвала погаными мозгоклювами тех, кто вас послал. Потому что так оно и есть, вонючее телевизионное племя вечно что-то вынюхивает. Им мало собственных скандалов, им надо заглянуть в задницу каждому в этой стране. Этот ваш Сибиренко, он совсем сдурел, замахнулся на президентское кресло…
Кажется, в этом мире я хуже всех осведомлен о том, что происходит в родной фирме. Наверное, на моем лице это как-то отразилось, потому что донна оживленно защебетала:
— А вы разве не слышали? Сегодня с утра по шести каналом, эти обозреватели мне всю плешь проели. Ваш милый Сибиренко уделал всех. По закону ему полагалось отвечать за нарушения в антимонопольном комитете, плюс он проходит свидетелем по двум уголовным делам. Этот жук меня покорил, разом отделался от всех проблем! Сами знаете, кандидаты автоматом обретают неприкосновенность… А еще вчера, я сама слышала, утверждал, что политика его не интересует. Да, жучок ваш Левушка…
Она продолжает упиваться собственным сарказмом, но я не дослушиваю. Что-то за всем этим скрывается, до моих ушей доносится лязг тайных шестерен, передающих усилия от одних людей к другим, и эти люди совершенно не знакомы между собой и никак не связаны внешне. Сегодня весь день я слушаю зловещий смех этих шестерен, механизм судеб смеется надо мной.
Рано утром Сибиренко внес безумный залог и зарегистрировался кандидатом в президенты. Шаг политического самоубийцы. Он не состоит в партии, не работал в органах, хотя пользуется скандальной популярностью нагловатого плейбоя. Меня и моего расследования это никак не должно касаться, и не касалось до сегодняшнего утра.
Теперь мы в невидимой связке благодаря Ксане. Мне даже не нужны факты, я приподнимаю нос, как гончая, ведущая дичь по верхнему следу. Я вдыхаю обрывки разрозненных фактов, недомолвок и куски телекомментариев, и обрывки эти пахнут страхом.
Лев Сибиренко хочет быть президентом.
На самом деле он мечется в панике…
Одна из помощниц донны молча протягивает ладонь, забирает у меня носитель с записями и выходит. Коко закуривает и с неослабным интересом наблюдает за черепахой. Та выбралась на свой искусственный островок и вяло шевелит челюстями над миской с зеленью. В левом окне, на затемненном танцполе, тоже происходит масса забавных событий. Я не ошибся, там действительно крутится нечто вроде эшафота, к которому привязан голый парень. Он сложен, как греческая статуя, намазан каким-то блестящим кремом и прикручен таким образом, что лоснящаяся задница оттопырилась на потеху публике. Публика гогочет, публика кидается чем-то; распахнуты десятки ртов. На вращающейся площадке, кроме «жертвы», помещаются два «палача», две пышные девицы в традиционных садо-мазо нарядах, с плетками и черным каучуковым вибратором в руках. «Карусель» делает круг, и в луче прожектора становится видно, что по другую сторону от разделительной стенки на эшафоте точно так же прикручена голая девушка.
Почему-то меня это успокаивает. Как-то радует, что парень страдает не в одиночестве.
Впрочем, увлечены действом немногие, человек сорок, остальные кружатся в бешеном ритме, который сюда доносится лишь в виде легкого подрагивания пола. Музыку совсем не слышно, зато в прыгающих лучах видно, как десятки рук передают друг другу зажженные сигареты с дурью. Дым ползет по залу, как живое ядовитое облако. Под потолком, в исполинском паучьем коконе, раскачивается фосфоресцирующая физиономия диджея.
Там одни девчонки, несколько сотен взбесившихся от драга женщин.
— Скажите мне, Януш, зачем сделан «Шербет»? — очень миролюбиво спрашивает донна.
— Я не принимал участия в производстве…
— Хорошо, Януш, я спрошу иначе. Для кого сделан «Шербет»?
— Вы хотите услышать официальную рекламу или мое частное мнение?
Коко на секунду отрывается от черепахи, бросает на меня встревоженный взгляд. Похоже, она обеспокоена моей повышенной активностью.
— Вашей долбаной рекламой забит мой почтовый ящик, — смеется донна.
— Мое мнение таково: «Шербет» сделан для людей, которым очень одиноко и не хватает душевного тепла.
— А душевного тепла не хватает только богатым вонючим козлам?
Донна Рафаэла гладит искусственного дога. Собака урчит и трется мордой о бедро хозяйки, искательно заглядывая в глаза. В танцзале что-то происходит, там толкутся спины вокруг помоста…
— Тепла не хватает всем, — осторожно возражаю я, косясь на бесстрастное личико Коко. — Насколько я слышал, Экспертный совет прорабатывает варианты удешевления шоу, но пока удалось снизить цену лишь на «Халву».
— Будем надеяться, этот кошмар наступит не скоро.
— Не скоро?
— Будем надеяться также, что мозгоклювам не придет идея продавать сценарии в кредит.
Я не сразу нахожу, что ответить. После предупреждений Коко я вообще не знаю, как с ними тут говорить.
— Почему вы не признаете честно, что персональные шоу созданы специально для того, чтобы унизить женщин?
— Унизить? — Я ищу совета у Коко, но она только хмурится. — Вас кто-то неверно информировал, донна…
— Отчего же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138