Ни раньше, ни теперь. Так что к этому кучерявому обормоту, — он небрежно кивнул на валявшийся снимок «Полароида», — я ревности не испытываю. Ревность давно кончилась, парень просто не знает, с кем связался.
Ковальский мельком взглянул на фото. Освещение отвратительное, мужчина в белой футболке спит, обняв подушку, на краю кожаного углового дивана. Он сразу узнал персонаж, но не стал говорить Роберту, что обладает пятеркой снимков гораздо лучшего качества.
— Я нашел фотку в ее новой квартире. Может, поискал — еще бы чего нашел, да этот немец ненормальный, хаусмастер, все уши прогудел, — продолжал Кон нарочито небрежным тоном. — И знаешь, что тут неправильно? Ведь Инка первоклассный фотограф, она в Риге свои работы на выставки посылала. А тут такое дерьмо. Неспроста. Он не хотел фотографироваться, вот и щелкнула его во сне. Но это так, поиграется и отстанет, не в этом дело.
Она очень непростой человек, не в смысле уживчивости. Женственная, да, и готовит отлично, нет вопросов. Тут дело в другом. Она постоянно в поиске, таких людей очень мало. Во всяком случае, я таких больше не встречал. Мы познакомились, когда она пела в группе у моего друга, а я играл в другой команде. Ей совершенно необходимо, как воздух, быть на людях. Не то чтобы в толпе, на улице, а ей необходимо внимание, общение, тусовка. Она очень тонко чувствует такие нюансы, на которые другим бабам до фонаря. Например, люди не одержимые, приземленные ей совсем не интересны, она их попросту не замечает. И всё время вертит носом, где бы поживиться. Не баблом и не развлекухой, а вроде продюсера: таланты вынюхивает. Найдет, набросится и, пока не выжмет, не отпустит. Ты думаешь, она потому и от меня сбежала? Э, нет, у меня редкий дар — ее успокаивать. Это навсегда, это уже давно не страсть кипучая, а глубже и тверже, вроде каменной опоры, на которую остальные украшения нанизаны. И сама она прекрасно это чувствует и злится оттого. Ей ведь плохо одной, Инка одна жить совсем не может.
Я понимаю, это каждой женщине нужно, но тут другое… Смотри, у нее чистый сильный голос. Конечно, не поставлен академически, но народ с ума сходил, на люстрах висел, когда она выступала. А плюс к тому гитара. И фотография. И еще дизайном в Интернете серьезно увлеклась. А последняя фишка была, уже когда мы в Германию уезжать решили, — это стать профессиональным звукорежиссером. Может, она бы и не поехала, но вдолбила себе в голову, что там образование самое толковое да еще бесплатно. Я не упирался: хочешь — в Германию, хочешь — в Алжир. С ней невозможно спорить.
Мы совсем неплохо жили в Риге, в смысле материально: толпа друзей, в доме вечный праздник. Последние годы, не попишешь, стало тяжелее, музыкой уже не заработать. Я реально смотрю: второго Хендрикса из меня не получилось, а до старости по подвалам скакать — тоже не малина. Пытался в бизнес полезть, торговал техникой всякой, рокерскими нашими прибамбасами… Шло помаленьку, но хуже и хуже. Не то чтобы хреновый из меня барыга, а даже не знаю… У нас там всё же не Америка, народ попроще, им бы пожрать в первую очередь. Я к тому говорю, что Инка привыкла на широкую ногу жить: постоянно в такси, что ни день — шмотки новые, туфли по триста баксов. Я — всегда пожалуйста, но денег-то всё меньше.
Она, когда в больницу слегла, чуть не померла, мы же не знали, что диабет. Врачи сказали, организм на пределе — прямое следствие наркоты: печень подсажена, почки туда же, плюс к тому еще кое-что, тебе это неважно. Я тогда на нее единственный раз надавил, сказал, всё, подруга, отпелась, хрен тебе, а не клубы каждую ночь. Или сиди дома, или погибнешь от такой жизни. Половина тусовки вокруг нее на кокаин уже перешла, да и мои друганы не лучше, вот я и почувствовал, что сползаем. Совсем сползаем. Она послушалась. Или смерти испугалась, или тогда еще чувства ко мне имела какие-то. И почти сразу заняла себя фотографией этой, звуком, аранжировки начала писать. Кстати, ты знаешь, из нее неплохой бы композитор получился, без дураков. Может, если бы мы в Бундес не поперлись… Я тоже думал: ну, не могу ей жизнь богатую обеспечить, не складывается, а вдруг там, за бугром, получится?
Понимаешь, она не то чтобы стерва такая: мол бабки гони, иначе с тобой в постель не лягу, — нет, она к той породе женщин принадлежит, которых нельзя представить в хибаре или, там, в китайском тряпье, или чтоб мясо с ножа. Она в квартиру — прикинь, — она такие штуки вечно покупала! Например, вино пили только из офигенно дорогих бокалов, красных таких, с золотой оплеткой, и не какое-нибудь вино, а определенных лет. Шмотки я ей вообще сам покупать боялся…
— То есть по принципу «В человеке всё должно быть прекрасно»? — процитировал Ковальский.
— Как бы да… Ей для души нужна была внешняя гармония во всяких мелочах. Мужики по ней сохли капитально, сперва я дергался, после привык. Удержать невозможно. Для нее это как наркотик, но не в смысле секса. Ей постоянно необходимо впитывать людей, понимаешь? Как тебе объяснить?..
— Я понимаю, — кивнул Юджин. — Новые впечатления.
— Ну, нет, скорее, как спасательный круг, чтобы держаться на плаву… Она ведь к тому же больна серьезно. Ну, все мы через это прошли: кто-то из ребят загнулся, а кто на белом плотно сидел, и до тридцатки не дотянул. Да… Она живет, понимаешь, как бы в другом ритме, в другом времени…
— Горит?
— Можно сказать и так. Я научился, это было непросто, но я научился под нее подлаживаться, делать так, чтобы она чувствовала тыл. О, мы могли дико поругаться! Точнее не мы, а она. Но я уже привык и принимал ее, как есть. Пока другие только успевают принять решение, она уже с головой окунается в новое дело…
— Ей быстро всё надоедает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126