Потом несильно бью его пальцем в глаз. Пока несильно. Лесняк визжит и пускает пузыри. Его ноги болтаются, как веревки.
– Осторожно, Бауэр, – шепчет Хобот. – Командир может увидеть…
Мне плевать на декуриона, увидит он или нет, но на всякий случай я отодвигаюсь в тень, за крыло опрокинутой монеры.
– Остров спасения… – переводит декодер хрипы лесняка. Из широкой зубастой пасти капает слюна. – Только остров спасения… мы звали их, но они не хотели…
– Вы звали? Их? – От возмущения я слегка передавливаю ему шею. Кажется, в затылке у мерзавца что-то хрустит. Он распахивает пасть, чтобы заорать, но в мои планы совершенно не входят разборки с декурионом. Командир у нас помешан на справедливости и чести. Честь – хорошая вещь, когда противник придерживается тех же правил боя. Но сегодня ночью у нас разные правила!
– Вы звали их на свое лежбище, вы хотели выкрасть патрульных, да? А потом намеревались сделать из них чучела, а мясо скормить своим бабам? – Я бью лесняка в грудь и горло, затыкая ему пасть. Он вращает глазами и синеет, оставшись без доступа воздуха. Кажется, я сломал ему ребро. Это забавно! – Вы пытались выкрасть патрульных. Вы напали на белых переселенцев и нарушили договор. Ты слышишь меня, подонок? А когда они отказались с вами идти, вы напали сзади, так?
Лесняк хрипит.
– Вы еще можете… можете успеть… – переводит декодер его бессвязное бульканье. – На острове спасения много ваших… они поняли…
– Бауэр, ты собираешься его убить? – спрашивает Хобот. – Тогда делай это быстрее, пока командир не видел…
Быстрее? Ну, нет. Я буду делать это медленно, и первое, что я сделаю, после того как вырву из него декодер…
11
МЫ – ДЕТИ, КОТОРЫМ ВСЕ ДОЗВОЛЕНО
Первая задача истории – воздержаться от лжи.
Цицерон

Во мне тогда многое поменялось. Я поверил, что есть другой выход для белого человека.
Для настоящего патриота.
Не служить в их гребаной армии и не дрочить гайки на заводе. Но с черепом, млин, толком побазарить не удастся. С матерью – еще можно говорить, а череп только стебется надо мной. Это когда бухой, а когда по трезвяни, так его, млин, хрен увидишь. Стакан дернет и пашет, как проклятый, а вечером сядет у ящика и всех ругает. Все у него мудаки…
И я забил на родаков болт. Пускай думают, что хотят.
Во-вторых, я уяснил себе, что рядом с дебильными уродами мне делать нечего. Если Оберст или Фельдфебель меня спросят, я честно скажу, что о таких бакланах думаю. Плевать, пусть Фил или Фриц гонят про меня, что хотят. Меня шняга эта давно не прет, впустую на старшеклассниц дрочить и бабки у чучмеков малолетних тырить.
Мне было по хрен, куда ехать, но внутри все зудело.
Я трясся на раздолбанном сиденье, пил горячий кофе и думал о России. Думал о том, что рассказывал Оберст, о том, что довелось прочитать за несколько дней. Иногда у меня в башке начинал твориться полный абзац, все мысли спутывались, и хотелось заорать от бессилия. Половина всякой шизы, которой нас учили, оказалась полной туфтой. Туфта – она и есть туфта, и про войну, и про Сталина с Лениным, а уж про то, как Россию грабят, – так я вообще молчу. Оберст в который раз оказался прав. Столько кренделей толстомордых по ящику треплются, а выходит у всех одно – все в стране путем, жизнь, млин, налаживается, бабки у народа немереные, пенсионеры, млин, от ожирения мрут, а честные звери с улыбкой кормят граждан абрикосами.
Хрен там.
То есть и раньше было ясно, что в ящике сплошной гундеж и правду скрывают, это как два пальца. Но только после встречи с Оберстом я задумался, какого хрена врут и в школе. Мы нарочно с Лосем подошли к историчке побазарить о Сталине, о Гитлере, всякое такое, но она на нас тут же пургу понесла, обозвала, и Лось сказал – беспонтово с дурой связываться. А с классухой вообще базарить – голимая затея, она бешеная и нас фашиками обзывала. С классной, Матвеевной, история веселая вышла. Уже после того, как мы от Оберста вернулись.
История – полный абзац. Сливай масло, называется…
Мы с Лосем историчке нахамили, точнее – она так разгундосила, что нахамили. Сидим, такие, на уроке нашей классной. Тихо сидим, прям в рот воды набрали. Мы заранее договорились партизанить, чтобы она не вопила и чтобы дерюгу не вызвала. Она же, чуть что, – за дерюгой посылает, истеричка хренова. А дерибас у нас на крышу перегревшийся, это даже черепа знают, с ним связываться никто не рискует. Дерибас, млин, в кабинете смолит, газетой прикрывшись, лишь бы его не трогали, да за аренду подвалов и сауны бабло кассирует. Орет только, что нас в колонию сдать мало, а он бы лично к стенке ставил. Педагог драный! Роздал полшколы в аренду, баклан хренов, а нам не может нормальную раздевалку отстроить, и в сортирах потоп вечный…
И на фига такой дерюга в школе нужен, что карман набивает, а вся школа, сами знаете что, сосет?
Короче, пенки были, полный абзац. Классуха как раз проперла тему про террористов и про Беслан, где заложников убили. Все сидят тоскливые, типа, детей жалеют.
Я поглядел вокруг, на моих замечательных, млин, сверстников. Позади бабы листали модный журнал, еще дальше, слева, жрали чипсы, на последней парте откровенно сосались.
Матвеевна наша раскудахталась, млин. Стоит, указкой колотит, типа, в благородной ярости, и гонит всякую лабуду насчет Чечни. Что ситуация нормализуется, что в Грозном артисты дают концерты, счастливое население ликует, а в каждой деревне с песнями встречают добрых русских солдат…
А я взял и заржал.
Классуха подскочила, точно ее шилом в жопу укололи. Ну, млин, думаю, полный абзац пришел, сейчас Дерюгу из спячки вытащит, за черепами пошлет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110