– Будьте бдительны, берегите свой народ и свою землю, не позволяйте уродам захватить телевидение, суды и влезть во власть!
Примерно так он попрощался и поставил нам ящик пива.
Нормальный пацан, конкретный такой и без загибонов. Но у меня после его ухода появилось такое, млин, чувство… хрен знает, как сказать.
Словно в трюме течь. Страшновато, а чего бояться – сам не пойму.
А в пять пятнадцать утра мы уже завалились в автобус и помчали. Трубы и прочее железо Фельдфебель отобрал, пообещал, что выдаст на месте. Я видел, что железки погрузили отдельно в «жигули», и в них поехал незнакомый парень. Нехило, млин, задумано, нечего добавить! Теперь мы запросто могли показаться ментам, без всякой опаски.
Впрочем, кое-кто уже в автобусе плотно сел на измену. Лось, такой, курил, млин, как паровоз и жался ко мне, и Роммель тоже вел себя как обдриставшийся щенок. Было охренительно холодно, воняло солярой, все стучали зубами и передавали по кругу термос с кофе. Потом Фельдфебель плеснул в кофе коньячка, в автобусе прогрелась печка и стало малость веселее.
Фил с Ильичом все не могли уняться, типа, обиделись, что им дома ночевать не дали, и доставали фельдфебеля тупыми вопросами. Типа – куда едем и зачем. Я молчал и про себя их обоих обозвал дебилами. Про себя я решил две вещи.
Во-первых, я пойду к Оберсту на работу, в отряд, или куда он там позовет, неважно.
Я прикидывал так и эдак, насчет колледжа и как сговориться с родаками. Меня учеба сраная окончательно достала. Какой, на фиг, толк, если бабла на институт все равно нету и придется в армию топать? А после того, что рассказывал Оберст, во мне многое поменялось. Я стал думать, млин, на кой хрен мне в армии горбатиться? Хотя Лось и Фил бухтели, типа, все вместе попросимся в Чечню, эта шняга меня ни фига не втыкала.
Подохнуть на войне? Хрен вам!
Я верил, что есть другой выход.

ЗАПАХ КРОВИ
…Оба офицера погибли, обороняясь спина к спине. Они так и встретили смерть, сжимая в руках разряженные тазеры. На них были закопченные голубые скафандры легкой защиты, с эмблемой Первой обогатительной на козырьках шлемов – убитые были патрульными. Они не были связаны клятвой манипулариев, не служили в регулярной армии, но дрались до последнего; у одного из парней недоставало руки, очевидно, он умер от потери крови. Вокруг него натекла целая лужа, и теперь над этой черной подсыхающей лужей кружили и гудели полчища зеленых трупных мух. Ноги и грудь смельчака были раздроблены дубинами, словно из него выбивали пыль. Осколки костей прорвали изнутри ткань легкого скафандра. Второй офицер сидел в позе смертельно уставшего человека, опустив подбородок на грудь. В животе у него торчали сразу несколько заостренных стальных прутьев. Наверное, на этих отважных парней лесняки не решились спускать своих зубастых фантомов. Или намеревались взять живьем, чтобы принести в жертву своим ящероподобным богам!
– Салют героям, – пробормотал Хобот. – Ты погляди, сколько нечисти они уложили!
Это верно. Патрульные дрались, как львы. Вокруг них плавали в крови несколько десятков вонючих подобий человека. Лесняки. Противные скрытные твари, с которыми почти невозможно наладить контакт. Вот кто достоин не контакта, а только виселицы!
Декурион приказал мне и Хоботу осмотреть убитых лесняков. Эти лесняки явно отличались от тех мертвых, что плыли по реке. Вероятно, другое племя. Одеты в грубые серые балахоны, сами широкие, почти квадратные, с мощными торсами и короткими ногами. Кажется, я читал в одном из отчетов разведки, что именно эти умели лазить по лианам почти без помощи ног и очень редко спускались на землю. Действительно, передние клешни у них были мускулистые и мозолистые, а ноги гораздо слабее. Разведчики писали в отчетах, что лесняки, качавшиеся на лианах, добродушны, прожорливы и трусливы. И чувствуют себя крайне неловко внизу, на земле.
– Бауэр, гляди, этот вроде живой!
– Сейчас мы ему поможем.
Так-то. Чувствуют себя крайне неловко, но это не помешало им пробраться в сердцевину государства и растерзать невинных спецов. Конечно, флегматичных фиолетовых горожан тоже прикончили зубастые лесняки. С такими челюстями они наверняка и прокусывали головы беднягам! Сначала угробили белых офицеров, а потом задали своим, за предательство. Лесные уроды получили сполна, но живучи были невероятно. У одного из них, наверное предводителя, зеленая чешуйчатая кожа зияла обугленными пробоинами от тазерных импульсов. Но именно он раздробил здоровенной дубиной голову патрульному!
Я подхожу ближе. Хобот прав – один из нападавших жив. Мерзавца поджарило разрядом тазера, он пытается уползти, подволакивая за собой парализованные ноги. Я беру его за шкирку, отряхиваю от мусора, поднимаю повыше и включаю фонарь. Лесняк скулит и пытается прокусить мне перчатку скафандра. Его башка с зубастой пастью, кажется, способна вращаться на сто восемьдесят градусов.
– Бауэр, что у вас там за вопли? – настораживается декурион.
– Нашли одного, допрашиваем в мягкой форме, – рапортую я. – Хобот, давай декодер!
Я втыкаю этой серокожей гниде за ухо пластинку декодера. Он вздрагивает, ворочает глазами и предпринимает очередную попытку откусить мне руку. Идиот не догадывается, что это не рука, а полимерный манипулятор, и ломает сразу два зуба.
– Кто вас послал? – спрашиваю я. – Говори, где ваши главари, не то я тебе ноги выдерну!
Я забыл, что его короткие ноги и так повисли плетьми. Лесняк вздрагивает от ужаса, когда декодер переводит человеческую речь в глухое мяуканье.
– Кто вас послал? – Я сжимаю манипулятором затылок мерзавца и борюсь с желанием раздавить его потную башку, словно гнилую тыкву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110