К сожалению, не было сил самому повернуть голову в нужном направлении; яд лесняков полностью парализовал все мышцы. Я подумал, что мы пробрались тайной тропой и снова выходим на поверхность, вдали от города, и этот слабый свет дает вечернее небо. Но очень скоро я убедился, что светится вовсе не небо…
Подземный город походил на густую лесную чащу, только вместо деревьев сплетались и путались между собой сложные неорганические конструкции. Меня не оставляло ощущение, что вектор гравитации постоянно меняется. То над моей болтающейся головой нависали бесконечные ветвящиеся кораллы, то лес походил на тысячи свисающих сосулек, то шпили замирали, выпустив множество мелких плоских отростков, по которым легко прыгали наши конвоиры.
Ручаюсь, что так глубоко не забирались даже наши геологи. Как-то мне почудилось, что далеко наверху блеснул кристаллический бур, на котором держится платформа комбината. Постепенно толстые шпили и изогнутые колонны сменились более нежными и тонкими конструкциями; порой кто-то из лесняков пробирался далеко вперед, чтобы проверить надежность пути, весь караван в таких случаях замирал. Становилось все холоднее, накатывал запах стоялой воды, и все ярче разгоралось голубоватое свечение.
Действие яда ослабевало. Мое лицо горело, будто по щекам провели пламенем из открытой горелки, и с каждой минутой жар усиливался. Постепенно к губам вернулась чувствительность, а затем я начал ощущать обе иглы, воткнувшиеся в щеку и шею.
Наступил момент, когда караван остановился. Кто-то крепко пережал мне горло, а лесняки быстренько потушили грибы. Я догадался, что они встретили кого-то неприятного и боятся, что я их могу выдать. Перед тем как они задули свои светильники, я сумел разглядеть вторую группу, тащившую связанных Мокрика и Маори. Бауэра я в тот момент снова не заметил.
– Откроешь пасть – вырежу твой гадкий язык, – прошептали возле моего уха, щеки коснулось зазубренное костяное лезвие. Я узнал нож, эти потрясающие по своей крепости и изяществу поделки производили жители города Псов. Кость донных ящеров, ее не сломать даже зажав в стальных клещах. Я узнал говорившего – это был тот жабообразный тип, у которого вечно вываливался на щеку левый глаз.
Несколько секунд я старательно переваривал его простейшую фразу. За лесняка говорил декодер, выкрученный на минимальную громкость. У этого дикаря, явно не имевшего ничего общего с научной программой Бюро развития, за ухом поблескивала пластинка декодера! Совершенно очевидно, что декодер либо похищен, либо снят с одного из немногих лояльных к поселенцам горожан. Мне вспомнились леденящие рассказы из истории города Шакалов – там горожане жестоко растерзали своих же достойных представителей, которым в Бюро развития подключили декодеры.
Но это время давно прошло, к декодерам привыкли, во всяком случае – в городах. Без них невозможно общаться, эта маленькая, почти невесомая пластина свободно переводит с шестнадцати наречий Беты Морганы, и с каждой неделей лингвисты добавляют в память процессора новые расшифрованные языки.
Итак, покрытый струпьями и вшами дикарь, выбравшийся из гнойных болот, сумел нацепить и правильно подключить сложнейшее электронное устройство!
Довольно долго я лежал в неудобной позе, в полном мраке, чувствуя смертельное костяное острие возле горла и вдыхая влажное дыхание воды. Очень близко передвигалось крупное живое существо, я слышал биение его медлительного сердца. Существо испытывало сильный голод, оно чуяло нас и сердилось, что не может нами поужинать. Что-то ему мешало. Возможно, лесняки использовали отпугивающие запахи, которых я не ощущал.
Наконец, враг уплыл, рука, сжимавшая мое горло, ослабла, меня перевернули, и…
Я испытал очередное потрясение. Оказывается, светилось подземное море, на берегу которого бросили нас с Маори. В двух шагах плескалось маслянистое, иссиня-черное зеркало, из него кое-где торчали арки и колонны. Дальний берег терялся во мгле, но на расстоянии нескольких дюймов от поверхности воды, в глубине перемещались мириады светящихся голубых пузырьков. Но самое удивительное состояло в том, что поверхность моря относительно меня стояла почти перпендикулярно. Или я относительно моря.
Я сделал попытку сесть, но яд еще действовал. Маори слабо улыбнулась из своей сети. Мы встретились глазами. Кажется, она пыталась мне что-то сказать, но язык ей пока не подчинялся. Я поражался хладнокровию этой дамочки от науки; она, очевидно, не сознавала, что с нас могут заживо содрать кожу и набить чучела, как это проделали с первыми поселенцами в лощине Девственниц. Впрочем, мне самому не стоило слишком нагнетать обстановку, и я, не знаю, насколько искренне это получилось, но сотворил ответную улыбку.
Подземное море покачивалось над нами, как холодный театральный занавес, голубые огни плясали, кружась в сложных хороводах и снова распадаясь. Лесняки собрались в сторонке, нас сторожил только один худосочный подросток, с удивительно большими ступнями, похожими на ласты. Когда он присел, чтобы развернуть тряпицу на своем светящемся грибе, я хорошо разглядел его шею и затылок. Декодера зеленокожий юнец не носил, зато за ухом у него отчетливо виднелась жаберная щель.
– Во… Вол-карь… – по складам прохрипела Маори Бирк. – Это же серые га… галма.
Серые галма. Что-то я слышал, но если честно, я никогда не страдал лишним интересом к антропологии. Кажется, так умники из академии окрестили одно из загадочных племен, отказавшихся от контакта с нами. Вроде бы эти самые серые галма жили в низинных лесах, полностью затопленных водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110