Вкруг шла надпись округлыми письменами вальхов, прочно забытыми еще в эпоху Клавдия – смысл этих символов ныне утрачен.– Оружие посвящено Незримым, – тотчас понял Ремигий. – Судя по ковке и рисунку, меч очень старый, ему не одно столетие…– Прадедов, – отрезал Ариовист. – Только этим клинком и получилось тролля поразить. В ногу, справа. Другим оружием никак – стрелы отскакивают, мечи по шкуре скользят. И пускай меч ковали не люди, а другие, все одно сломался.– Кто – другие? – не удержался Северин и немедля опустил глаза, перехватив недружелюбный взгляд вальха.– Не твоего ума дело, сопляк, – бросил Ариовист. – Иноплеменникам этого знать незачем.– Кровь, значит, теплая? – поспешил вернуться к исходной теме Ремигий. – Такая же, как у человека?– Да, – кивнул вальх. – Немного темнее, чем у людей, но все равно теплая и красная.– Я слыхал, будто у ледяных великанов, хримтурсов, кровь синяя, – встрял Хрокмунд. – У троллей черная.– Прекрасно, – буркнул епископ. – Спасибо тебе, Ариовист, ты очень помог. Прошу об одном: в ближайшие дни с Вальхтеов и Оленьего зала глаз не сводить, на ночную стражу вставайте по четверо, а не по двое.– Ты чего-то ждешь? – негромко спросил вальх.– Жду. Падения проклятия Хеорота. Разгадка этой тайны совсем рядом, след четкий и ясный… Северин, Хрокмунд – в седла! Поедем к восходу, в сторону болот!
* * *
– Дядя, надо вернуться! – взмолился Северин. – Солнце к горизонту идет, да и скверно здесь-Так скверно – сил нет!Хрокмунд-дан не повторил слова епископского племянника только из гордости, пускай и готов был немедленно развернуть коня и без остановки скакать прочь, до самого Хеорота.– Возвращаемся, – согласился Ремигий. – И впрямь, места очень нехорошие, аж сердце щемить начало. Глядите, опять ползающие огни…Лошадка епископа всхрапнула и едва не понесла, чудом удалось сдержать. Только когда унылые туманные холмы исчезли в дымке далеко позади, животные успокоились и перестали вздрагивать.…Несмотря на тихое сопротивление Хрокмунда, преподобный настоял на обследовании кромки болот, находившихся в дюжине римских миль от Оленьего зала, в глубине полуострова Даннмёрк, за каменистыми вересковыми лугами и хвойными рощицами.Деревень в этой стороне не было, люди предпочитали селиться вдоль морского побережья, на берегах речек или севернее, на возвышенностях вокруг Сканнерборга. Здесь, в широких ложбинах между низкими безлесными холмами, простерлись топи, питаемые многочисленными ручьями, стекавшими с пологих гряд.Места удивительно мрачные, ни одного яркого живого пятнышка – все оттенки серого, бурые и зеленоватые пятна разделяющих трясины островков. Черные омуты, безжизненно-желтые заросли прошлогоднего тростника и высохшей осоки, полоски ноздреватого снега, еще не растопленного весенним солнцем. Словом, тоска.Запахи тоже не радовали – смердит гнилью и затхлой водой, слабый ветерок доносит сомнительный аромат прелой травы. Под копытами лошадок хлюпает, где-то в отдалении зловеще перекликаются невидимые с берега болота выпи: голос у этой птицы на редкость замогильный…– Хель, – сказал Хрокмунд, едва всадники поднялись на гребень холма и перед ними простерлась безотрадная низина. – Думается мне, владения великанши Хель в подземном мире выглядят так же. Ни одной искорки жизни.– Очень верные слова, – покачал головой Ремигий. – Бр-р, даже сейчас, при ярком солнце, здесь неуютно.– Вниз лучше не спускаться, – предупредил дан. – Тропы в болотах есть, но ходить по ним можно только летом, и знают о них немногие. Иногда кажется, что впереди ровный лужок, а на самом деле трясина. Люди о них знают, но скот часто гибнет – если овец оставить без присмотра, они уходят в сторону болот. Проехать через топи можно только по холмам, это самый короткий путь на Сканнерборг, но им почти никто не пользуется. Можно заблудиться.– Тролля на болотах искали? – напрямую спросил епископ.– Обыскали каждый островок, даже такие маленькие, где и лесной кот поместится только замочив лапы. В последние годы четверых дружинных потеряли в топях.– То есть как – потеряли? – Ремигий обернулся и озадаченно уставился на Хрокмунда. – Вы же не по одному ходили?– В десятке, не меньше. Бывает ведь – отошел человек вечером до ветру, угодил в трясину и поминай как звали. Я сам не ходил, слишком мал был. От Унферта слышал.– Проедем еще немного, – сказал епископ и подтолкнул лошадь пятками в бока. Ни Северину, ни Хрокмунду следовать за преподобным решительно не хотелось, но ослушаться было невозможно. – Хрокмунд, ответь, а где находится старое заброшенное капище?– К полуденному восходу отсюда, – неуверенно сказал дан, вытянув руку в сторону серой равнины. – Точно не знаю. Туда очень и очень давно никто не ходил.– Очень давно… – повторил Ремигий. – Северин, смотри внимательно, запоминай дорогу. Впрочем, если поедем по холмам, точно не заплутаем, они выстроены цепочкой…Оказалось, что и в этом печальном краю некогда обитали люди: Хрокмунд показал несколько менгиров, иссеченных непонятными значками и угловатыми, полустершимися рисунками, изображавшими людей, волков и туров. Отыскался остов дома – неровный прямоугольник, сложенный из камня, возле него находился рукотворный курганчик высотой в человеческий рост.– Это строили не фризы и не юты, которые жили тут до нашего прихода, – пояснил Хрокмунд. – Руны непонятные, головы у людей на рисунках другие – череп вытянутый… Может быть, этим камням сотня сотен зим. Кельты?– Нет, – покачал головой епископ. – Это кто угодно, но не кельты.– Унферт рассказывал, будто на болотах всякая пакость обитает, – несмело сказал Северин, которому внезапно стало холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100