Поверх нижних, льняных, натягиваются верхние, из тонкой коричневой кожи. Затянуть ремешком на поясе. Потом обмотать ступни и голени шерстяной тканью, надеть туфлю из воловьей кожи, закрепить ремешками. Верхняя теплая рубаха, безрукавка, широкий пояс, плащ-сагум. Круглая меховая шапка.Варвар-варваром. Увидела бы матушка, госпожа Корнелия Альбина – лишилась бы чувств. А если вернее, выгнала бы с глаз долой этакое уродище!Меч оставим, ни к чему он сейчас, вполне хватит ножа. Этим ножом Северин гордился – с рукоятью из кости морского зверя и золотыми накладками, не иначе работы искусных мастеров Равенны или других италийских городов. Одна беда, лезвие попорчено: всегда готовые к разнообразным паскудствам варвары выцарапали на клинке несколько языческих рун.Ремигий взял себе нож из военной добычи Хловиса года три назад, он так и валялся в доме епископа, пока не обрел нового хозяина. Носить обязательно: во-первых, подарок дяди, во-вторых, каждый сикамбр посчитает человека без оружия рабом – еще один дурацкий варварский предрассудок!…Крепость Стэнэ, как и несколько других укреплений в Арденнах, прикрывала королевство Суасонское с востока. Назвать этот небольшой форт латинским словом urbis, город, у Северина язык не поворачивался. Куда больше подходило германское понятие «бург», обозначавшее укрепленный поселок любой величины, будь то обнесенная тыном крошечная деревенька или Суасон, в котором постоянно жили почти восемь тысяч человек – огромное количество людей по здешним меркам.Стэнэ могла похвастаться лишь двумя сотнями воинов дружины Гунтрамна, небольшим количеством рабов, трудившихся по хозяйству, да несколькими семействами рипурианских франков, прибившихся к дуксу сикамбров – все надежнее жить под покровительством приближенного самого короля!Крепостишка на холме формой отчасти напоминала римский военный лагерь: бревенчатый частокол обносил прямоугольное пространство сто сорок на восемьдесят шагов, по углам башенки. Внутри – полтора десятка длинных домов, конюшни, амбары с припасами. Тесновато.В случае серьезного нападения Стэнэ не выстоит, в военном отношении крепость не представляет никакой ценности, это понятно любому, кто знаком с основами римской фортификации. Впрочем, этот бург прежде всего является символом власти Гунтрамна над окрестными землями (деревень в округе предостаточно) и сторожевым постом на границе – за лихими людьми, приходящими с востока, нужен пригляд. Если что случится, гонцы будут немедленно отправлены в Суасон, к Хловису, чтобы король успел собрать войско. В этот раз успели, хвала Иисусу…Ночь оказалась очень холодной. Небо чистое, луна еще не взошла, зато более чем хватает света от бесчисленных звезд. Такого красивого ночного неба Северин не видел даже в родной Италии – широкая полоса Млечного Пути, изредка чиркающие по черному бархату полоски падающих звезд и несчитанное множество ярких точек, то белоснежных, то голубых, то чуть красноватых. Снег казался светящимся, отражая звездные лучи.Северин покачал головой, отгоняя наваждение – небо словно пыталось поглотить всматривающегося в него человека, – и зашагал по утоптанной тропинке к нужнику: сикамбры могут быть стократно варварами, но отхожие места строят так, что дадут фору даже привыкшим к чистоте ромеям – сруб, внутри жаровня с углями, чтоб тепло было, гладко обструганные деревянные сиденья. И не поймешь, переняли это франки у римлян или сами додумались.На обратном пути Северина окликнули – в Арденнах неспокойно, Гунтрамн выставил двойную стражу. Алеманов хоть и побили, но отдельные отряды германцев, горя жаждой мести, могут рыскать по окрестным лесам из одной варварской страсти разрушения выискивая маленькие поселки – дома спалить, забрать еду, мужчин вырезать, с женщинами позабавиться… Бр-р… Уж чего-чего, а жестокости варварам не занимать, причем они даже само понятие «жестокость» не воспринимают: случись Хловису напасть на самих алеманов, франки творили бы то же самое – повелось так спокон веку, и точка.– Не ходил бы один, – проворчал дружинный, опознав родственника христианского годьи и друга короля. – Недобрая ночь.– Почему вдруг?– Не чувствуешь? – Бородатый сикамбр повел носом, будто лисица на охоте. – Ветра нет. Совсем.«Опять, – усмехнулся про себя Северин. – Они видят недобрые знамения на каждом шагу. У стола ножка подломилась – к голоду. Роса в день Солнцеворота слишком быстро высохла – к засухе. Впрочем…»Епископальный картулярий на мгновение замер и, следуя совету епископа «присматриваться тщательнее», внезапно понял – бородач с копьем прав. Никакого движения воздуха, если не считать появляющихся при дыхании клочьев пара.Ремигий как-то рассказывал, что чувства у варваров обострены до предела, они способны заметить то, на что цивилизованный римлянин никогда не обратит внимания. Северин, как и следовало ожидать, тогда пропустил эту фразу мимо ушей, а теперь вдруг вспомнил.Природа беспокойна, это признак жизни. Когда ты находишься в лесу, всегда слышен шорох павшей хвои, пощелкивание сухих веток, где-то стрекочет незаметная пичуга, даже самый легкий ветерок порождает шум в кронах деревьев. А сейчас – абсолютная тишина. Не слышно ничего, кроме сопения угрюмого франка и легкого скрипа утоптанного снега под подошвами. Скверная тишина, опасная.– Колдовство? – невольно понизив голос до шепота, спросил Северин.– Мне-то откуда знать, – буркнул в ответ сикамбр. – Люди говорят, будто лес замирает, когда чует нежить. Духов, ночами выползающих из болот и бурелома. Ubilsaiwala… Буквально «злая душа» (готск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100