Алвир не смотрел ни на кого из них, взгляд был устремлен в темную пещеру самого Убежища, прикидывая масштабы нового владения.И за ними была Джил, ее жесткие, как у ведьмы, волосы трепетали в завихрениях бури, потому что она стояла в воротах, вглядываясь в темноту долины. Но во всей этой пустыне льда и режущего ветра Руди не мог разглядеть ни единого проблеска движущегося света. 15 – Где он? – спросил Руди.– Со стражниками, – она поправила рукоятку меча, не глядя ему в глаза. Он видел, что она плакала.Руди повернулся и обнаружил, что должен держаться за стену, чтобы, превозмогая боль, подняться на ноги. Его пронзала боль, становившаяся нестерпимой при малейшем движении. Вялость сковала не только его кости, но и душу тоже, так что ничто – ни бег прошлой ночи, ни новости, которыми Джил разбудила его днем, – не вызывали у него ни печали, ни радости. Он осознавал это как признак предельного утомления.Когда я вернусь в Калифорнию, устало пообещал он себе, я никогда не буду огорчаться из-за пустяков. Теперь-то я знаю, что есть вещи и похуже. Конечно, если я вообще вернусь в Калифорнию, поправил он себя и пошел следом за Джил.Комната была одной из разгороженных, как кроличьи садки, клетушек, которые хаотически растянулись по ту сторону двери справа от ворот. Чтобы выйти, надо было прокладывать путь через слабо освещенные груды спящих, лежавших там, где они упали в слепом изнурении, и перешагивать через жалкие узлы горшков и одеял, брошенные в углах маленьких комнат. У небольшого очага фарфоровая кукла лежала, как мертвый ребенок, рядом с парой рваных ботинок. В помещении стоял запах нестиранной одежды и запачканных детских пеленок. Щурясь в тусклом свете, Руди шагнул в центральный зал Убежища.Оглядываясь по сторонам в темной твердыне этой крепости, он мог лишь удивляться человеческой живучести и человеческому стремлению обустраивать свою жизнь. Здесь, в этой внушающей благоговение крепости из камня и стали, после того как они прокладывали путь через опасность, смерть и мрак, люди обустраивались в уюте на зиму. Дети – Минальда была права, дети оказались самыми выносливыми и живучими – бегали, как сумасшедшие, взад и вперед по этому огромному гулкому залу, их пронзительные дикие вопли отдавались в невидимых сводах...Он слышал женские голоса, приятные и высокие, и искренний, довольный мужской смех.Внизу, в одном конце этого чудовищного помещения, прямоугольник мерцающего света обозначал двери – дневной свет, перемешанный с тучами и снегом.На другом конце зала пара монахов в залатанных красных мантиях прикрепляла бронзовое распятие над дверью комнаты, иначе неотличимой от сотен таких же маленьких черных дверей, чтобы утвердить владение Церкви – Собор Ренвета и резиденцию аббатисы Джованнин. Уж она-то явно не тратила времени даром.В узком проходе наверху он увидел Алвира, подобного Люциферу, в черном бархате, спокойно озирающего свое владение.Стражники располагались в комнатах направо от огромных дверей Убежища. Джил ввела Руди через узкий вход. В тлеющем свете масляных ламп он увидел Януса, спорившего с двумя возмущенными мужчинами, которые имели наружность бывших богачей до того, как Тьма уничтожила все их богатство, землю и почет.Янус терпеливо объяснял:– Стража не занимается распределением комнат, за это отвечает глава Убежища, поэтому я предлагаю... – но никто его, похоже, не слушал.Комната была завалена провизией и доспехами, оружием и дровами. Стражники спали в беспорядке, их вялые, измученные лица говорили о последней степени усталости.В следующей комнате беспорядок был еще хуже, потому что большинство стражников сидели, ели собранный наспех обед из хлеба и сыра, точили мечи или штопали форму.Ледяной Сокол, чьи волосы были распущены и перехвачены широкой полосой из светлой платины за талией, нетерпеливо поглядывал на готовую закипеть воду в котелке.Люди посмотрели вверх и приветствовали их радостно и шумно, на что Руди отвечал с тем бескровным энтузиазмом, на который был способен. Помещение пропахло отбросами, салом и дымом. Что за чертовщина тут будет через год? Или через два? Или двадцать? Мысль вызывала тошноту.Грязная занавеска отделяла что-то вроде чулана, где стражники хранили свою скудную провизию в диком беспорядке. Перешагивая через грязного раздатчика, Руди прищурился в полумраке, потому что масляное желтое освещение еле-еле пробивалось из соседней комнаты; у него было ощущение нагроможденных мешков, утесов из бочонков, пола, мерзкого от грязи и острой соломы, и ошарашивающего запаха замшелого сыра и гнилого лука.В задней части этой узкой каморки кто-то соорудил импровизированную кровать на мешках с фуражом. На кровати, похожий на мертвого бродягу, лежал Ингольд.– Вы сумасшедший, вы это знаете? – сказал Руди.Голубые глаза открылись, отрешенные, мутные от усталости. Потом знакомая улыбка осветила все лицо, сгладив возраст и сделав его молодым – проказливым и любопытным.– Вас могли убить.– У тебя потрясающая способность понимать очевидные вещи, – медленно сказал Ингольд, но голос его был насмешливым, и ему явно приятно было видеть Джил и Руди живыми и здоровыми. Руки колдуна были перевязаны тряпками, а лицо исполосовано и обморожено, но в целом, думал Руди, он выглядит вполне сносно.Старик продолжал:– Спасибо тебе за участие, хотя опасность была меньше, чем казалось. Я был совершенно убежден, что смогу держать Дарков на значительном расстоянии, пока освобождал чары, наложенные на бурю. Я знал, что смогу уйти от них под покровом бури.– Да? – спросил Руди, садясь на подножие кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90